Он ткнул дулом пистолета в ледяную стену замёрзшей воды и чертыхнулся.
– Неужели, конец? Как же так?
Дрожащей рукою судья вытащил из-за пазухи ключ и всунул его в замок сундука. Послышались чарующие мелодии танца: динь-дилень динь-дилень дилень-дилень. От невыносимых звуков сжал он окровавленными руками уши и истошно заорал в темноту:
– Будьте вы прокляты!
Филипп Антонович сунул листок письма вглубь сундука и отшатнулся. Пулеметной очередью прошило левую ногу и раздробило бедро. Корчась в судорогах, судья выдернул чеку и бросил бомбу в темноту. Сводчатый потолок не выдержал, и на место действия обрушилась скальная громадина земной породы.
– Простите меня за все дела черные и не судите строго… – захрипел судья, навалившись отяжелевшим телом на сундук, так жадно обнимая его содержимое, словно хотел укрыть ото всех последнюю свою тайну. Тишина.
Глава 1
Харьков, наши дни
Через широкий ставок, разделявший пригородный поселок Коротич на две половины – сельскую и дачную, по дырявому скрипучему мостику ехала в коляске девочка пятнадцати лет. Неспособная передвигаться самостоятельно из-за парализованных ног, русоволосая Лиза с глубокой тоской, застывшей в голубовато-серых глазах, смотрела на вышку, с которой радостные отдыхающие прыгали в воду. При каждом их прыжке она зажмуривалась, но слегка приподнимая реснички, вздыхала и отводила слезливый взгляд в сторону. Впрочем, возможно глаза у нее слезились всего лишь из-за резких порывов ветра. Коляску вез дядя Лизы, полковник МВД в отставке Григорий Михайлович Муравецкий.
На мостике девочка снова зажмурилась и дернулась в сторону парапета так скоро, что дядя едва успел удержать девчонку за косу. Нагнувшись, он застегнул ворот на курточке племянницы, бросил короткий прищуренный взгляд на ее лицо и покачал головой.
– Ты никак умирать надумала, а? – с хрипотцой в голосе спросил полковник.
Лиза удивленно приподняла бровки.
– Как ты догадался, дядя Грим?
Племянница называла так Григория Михайловича по первым буквам имени и отчества.
– Я здесь не при чем, – ответил тот и вперил ястребиные глаза в бледное личико девочки. – Судьба и без меня всё ясно пишет, я лишь скромно перевожу на язык человеческий ее странные предупреждения об опасностях, которыми она покрывает лицо в виде родинок, шрамов и бугорков. У самой вершины твоего лба на цифре пятнадцать промелькнула рваная складочка вниз – к линии Урана. Китайцы называют такую раненой змеёй, летящей в омут. Складка пока еще не слишком глубока, но как только твои черные мысли станут более навязчивыми, она углубится, и если вовремя не принять меры…
Первой реакцией Лизы было сказать дяде, что он великий выдумщик, но вовремя вспомнила, как мама называла его ведьмаком, да и многим в поселке полковник говорил по лицу правду, а по фотографиям находил людей, за что его искренне уважали и даже считали святым. Впрочем находились и те, кто за такую правду проклинали полковника, плевали вслед, бросали в спину камни или того хуже – поджигали дом. Но в душе Лиза чувствовала такую тягу к дяде, какую, вероятно, чувствует щенок или котенок к доброму человеку, который никогда не обидит и всегда защитит. Лиза была уверена в том, что дядя Грим никогда не врет. А если он не врет ей, как же тогда она может врать ему? Поэтому девочка низко опустила голову и не в силах подать голос, лишь показала рукой в сторону вышки. Мгновенно оценив ситуацию, Муравецкий кивнул и быстро покатил коляску в сторону лодочной станции.