– Где ваши серьги? – поинтересовался Муравецкий, заметив запекшуюся кровь на мочке уха Лики.
– Не знаю, – тихо произнесла та и закрыла глаза. – Но это были изумительные золотые саламандры с фиолетовыми глазками. Фиолетовый – мой счастливый цвет. Эх…
Муравецкий дал ей новый телефон с вбитыми номерами.
– Если еще что вспомните, немедленно звоните. Коржиков останется с вами на часик.
Побледневший Степан раскрыл было рот, но Муравецкий пригвоздил практиканта на месте новыми указаниями:
– Здесь останетесь на час до прихода охранника, я позвоню своим и договорюсь. Затем пулей мчитесь к своей чешке, берете ее в охапку вместе с ключом и моментально к нам в Коротич. А меня уже ждет Бергер. И будьте предельно осторожны, вы меня поняли, сержант?
Степан быстро кивнул, но тотчас рявкнул на удивленный взгляд начальника:
– Так точно!
Когда Муравецкий уже дошел до двери, Лика вдруг вспомнила:
– Шеф! Пальцы... Когда меня лапали, кто-то главный всё время ими щёлкал. Затем зеленая Ауди…. Дальше не помню.
Полковник молча кивнул, но Кобрина спросила ему вдогонку:
– Скажите, как вы узнали, что я из-за собаки…
Муравецкий не дал договорить своей практикантке и спокойно ответил:
– Когда вы учились в школе, вас сильно напугали бешеные псы, от чего вы пережили сильный стресс. Душевные раны зажили, но от того случая осталась складочка на лице. Со временем она как бы исчезла, а когда у нас во дворе вы услышали лай собаки, складка вновь проявилась – рефлекторная реакция памяти. Сейчас снова складка уснула. На ее месте что-то вроде ожога, да?
Степан переводил изумленный взгляд от лица Кобриной на Муравецкого и обратно. Лика оживленно кивнула:
– Точно. С утра феном приложилась. Думала, пудрой замажу.
– Это ожог на месте складки страха – был вам знак сторониться сегодня собак, – ответил полковник и вышел из палаты.
На настенном электронном табло зелеными неонами высвечивалось «08:33». Коржиков твёрдо решил не общаться с Кобриной, которая следила за ним со злорадной ухмылкой и красноречивым желанием в глазах подоставать парня какой-нибудь каверзой. Чтобы скоротать время, Степан вышел из палаты и решил побродить по больничным коридорам и просто посчитать шаги. То там, то сям грохотали каталки. Кого-то увозили на операцию, кого-то возвращали обратно в реанимацию. Медсестры суетились, гремя биксами, и покрикивали на вялых нянечек. Несколько раз Степан проходил мимо палаты Кобриной и с тревожным чувством вглядывался в дверной проём. Но тут же отлегало от сердца от вида спящей напарницы. Он молился, чтобы за час она не проснулась и даже пошел для этого на хитрость, подговорив медсестру вколоть Лике обезболивающее со снотворным.
Через полчаса сержант уже вальяжно прохаживался мимо палаты и не обращал внимания на Лику, полностью поглощенный тем, как проведет вечер с Юлией. Он настолько был очарован своей пассией, что начисто забыл предупреждение Муравецкого, и страшно стыдясь, уже изобретал правдоподобные причины для шефа, почему он не привез чешку сразу, а задержался у нее до утра. На изобретения подобного рода деревенский парень не был мастаком, но надеялся придумать что-нибудь по ходу. И вот когда влюбленный сержант мысленно уже был далеко от больницы, он услышал противный зычный голос Кобриной:
– Хочу икры!
Коржиков, знавший великую страсть Лики к этой пористой оранжевой кашице, остановился в дверном проеме и хмуро спросил:
– И чё тебе не спится?
– Сгоняй на проспект, – приказала Кобрина, постукивая кулачком по железной раме кровати.
– Зачем?
– Чем ты слушаешь? За кабачковой икрой. Только проверяй срок годности и не бери слишком жидкую. Она продолжала сыпать указаниями, но недовольный Степан уже её не слышал.
Спустя четверть часа две пол-литровых банки икры стояли на больничной тумбочке. Степан развернулся и двинулся обратно в коридор.
– Куда? – взвизгнула беспокойная пациентка. – Открой и посиди, пока не съем. Вдруг мне плохо станет. Мало ли чего ты там притащил. Почему крышка с вмятиной? Наклейка оборванная вся.
– Ё-маё! – вздохнул Коржиков и бросил торопливый взгляд на настенные часы. – Ну, вот за что мне это? Между прочим, у меня есть дела поважнее, чем тебя тут обхаживать.
Но Кобрина и ухом не повела, а с диким аппетитом в глазах вогнала столовую ложку в открытую банку. Жадно поглощая довольно ароматную оранжевую пасту, Лика искоса посматривала и одаривала раздраженного парня ехидной улыбочкой.