– Сделайте милость.
– С учетом инфляций выражусь так, чтобы вам сразу стала ясна вся серьезность вашего предприятия: приблизительно килограммов десять золотых червонцев.
– Солидно, – согласился Муравецкий.
– Было ради чего, – развел руками книжник. – Такой фигурант не мог стоить дешевле. Муравецкий начертал пальцем на пыльной приборной доске инициалы: Ф.Ш. Старичок кивнул и добавил:
– Анархия получила от нас крупный аванс за тот заказ, но не выполнила его. Ради Бога! Дело прошлое, да уже никого из них и не осталось.
Муравецкий ухмыльнулся и показывая на часы, попросил подойти ближе к делу
– Хорошо, – сухо сказал книжник. – Мы вполне отдаем отчет, что рано или поздно, вы доберётесь до золота, а значит и до нашего человека.
– Щелкуна?
Книжник кивнул и добавил:
– Не в наших традициях оставлять в живых всякого рода разовых исполнителей, а щелкун – он так себе…
– Как Поливанова для Новака, – с печалью в голосе закончил Муравецкий.
– Короче, мы не возражаем отдать вам щелкуна живым, а вы в знак благодарности не помешаете забрать нам товар, который он разыщет. Договорились?
– Нет, – бесстрастно ответил Муравецкий.
В паузе книжник внимательнее посмотрел на сыщика. Впервые на его скулах промелькнула судорога нетерпения. Но подавляя в себе раздражение, он забарабанил тонкими пальцами по книжной связке и мягко сказал:
– Не торопитесь с отказом, дорогой полковник. Кто знает, как дальше у нас с вами сложится.
– Я знаю как, – уверенно ответил Муравецкий, с прищуром оценивая контуры лица книжника и формы его ушей. – Хотите, расскажу?
Тот нервно дернулся в тень и быстро сказал:
– Всего доброго и подумайте еще раз над моим предложением.
Знал бы книжник, какую неоценимую услугу только что оказал Муравецкому, которому сразу стали ясными две вещи: во-первых, ключ у щелкуна, что плохо, а во-вторых, невзирая на это найти дверь преступники пока не могут и потому считают, что Муравецкий может успеть первым. Само по себе это внушало надежду и чуть ослабляло давящее напряжение мысли, под которым находился сейчас мозг полковника, разрешая сложные задачи в состоянии цейтнота. Цейтнот временно миновал, но расслабляться было еще рано – партия с невидимым щелкуном продолжалась.
Бергер сидел неподвижно в комнате частного кабинета гипнотерапии, погруженной во внешний полумрак, искусственно созданный врачом для проведения сеанса. Но внутренне Леонид Леонидович был неспокоен и безуспешно пытался расслабиться. Все манипуляции психиатра ожидаемого эффекта над пациентом не производили. Особенно резкие щелчки пальцами настолько выводили Бергера из терпения, что хотелось взять и попросту оторвать их вместе с руками. Нервного клиента сдерживали лишь волнительные мысли о матери – он представлял её прекрасное обиженное лицо, и всякая вольность дерзких эмоций тут же исчезала. Изо всех сил послушный сынок старался выполнять все указания ненавистного для себя и обожаемого нею Ромчика: закрыть глаза, представить себя где-нибудь на берегу моря, почувствовать, как всё тело щекочут теплые волны, дыхание приходит в норму и хочется спать. И хотя спать совершенно не хотелось, Леня все же энергично всхрапывал и даже пускал слюни для большего натурализму.
Сегодня Леонид Леонидович не жалел о приходе на сеанс по двум причинам. Во-первых, в последние дни он действительно перенес массу самых разнообразных эмоций и подвергся тяжелейшим стрессам, от которых нервная система сильно ослабла. Матери он не говорил, но сахар в крови тоже стал сильно зашкаливать. «В любом случае, – решил Леонид, отправляясь к Дрону, как презрительно называл он любовника матери, Дурова Романа Николаевича, – если этот чурбан не будет мешать мне своими дурацкими щелчками, хоть вздремну с часик». Он и в самом деле попытался расслабиться, даже невзирая на навязчивую мысль о том, что скоро Дрон может стать мужем ЭлЭс, против чего все мужское естество Бергера возмущенно протестовало. Но видя счастливое состояние матери, извращенный сын ничего не мог поделать – временно ничего – ибо в скором будущем собирался разбогатеть и улететь с мамашей так далеко, где никакой Дрон их не достанет. Перемена обстановки, как считал Леонид, должна будет благотворно подействовать на душевные волнения ЭлЭс и навсегда выбить из той глупые амурные мысли. В противном случае Бергер сделает все возможное и невозможное, чтобы пальма первенства на руку и сердце его матери досталась только ему. А сейчас надо было просто потерпеть, чтобы зря не расстраивать свою Великую Княгиню.
Но была и вторая причина, по которой Бергер безропотно сидел в кресле, вдыхал аромат пряных благовоний, слушал монотонный бубнеж горе-психиатра и позволял тому вытирать салфеткой пот со лба. Он хотел послушать, что еще Дрону известно о золоте Поливановой и о ключе, тайну которого на протяжении нескольких дней психиатр-вредитель с недюжинным упорством посредством гипнотических сеансов пытался выведать у Бергера, в которых Леонид мастерски подыгрывал врачу. В размышлениях о любви к ЭлЭс и неприязни к Дрону он так разволновался, что схватил с тумбочки стакан с водой, который всегда присутствовал во время сеанса, и залпом выпил содержимое, показавшееся на вкус освежающе кисловатым. А вскоре сам того не замечая, стал расслабляться.