Лиза сжала губки в ниточку и на секунду зажмурилась. Перед ней вновь промелькнул помост на вышке, и чем ближе к краю двигалась девочка из прошлого, тем чаще начинало стучать сердце девочки из настоящего. Лиза-Катя злилась, кусала губы, нервно теребила пушистые кисточки пледа и не хотела, чтобы та Лиза продолжала шагать дальше. Предостеречь, остановить и спасти ее, увы, не было никакой возможности, а так хотелось. Легкой судорогой пробежали мурашки по телу пациентки, когда Дуров присел рядом и вытащил из-под пледа взмокшую ладошку. На удивление от мерных нежных поглаживаний Лиза стала понемногу успокаиваться и постепенно мышцы ее лица расслабились, а на бледных щечках проступил румянец.
– Ничего, – тихо говорил врач. – Давай с тобой немножко помечтаем. Чего ты хочешь?
– Убежать, – ответила Лиза.
– От меня? – удивился Дуров. – Неужели я такой страшный?
При этом он скорчил ужасную мину и закрутил рожки из своих волос.
Лиза улыбнулась и оживающим тоном сказала:
– От болезни моей – далеко-далеко, где нет больных и все счастливы.
– Ох, девонька, – вздохнул Дуров. – Своей мечтой ты прямо в сердце вонзилась и раскрыла мою тайну. Ты не представляешь, как я сам страдаю от того, что все вокруг счастливы, а я сижу один и никому не нужен в этой серой жизни.
Лиза вытащила вторую руку и положила ее на кисть руки врача.
– Вы одиноки? – тихо спросила она.
– Очень, родная, – прошептал Дуров. – А иногда хочется поделиться болью, но скрываю.
– Почему же?
– Боюсь, засмеют. Доверю им душу, а они в нее плюнут. Знаешь, как это больно?
– Знаю, – прошептала Лиза. – Хотите мне рассказать? Я не стану смеяться.
Дуров прослезился и сказал:
– Спасибо, добрая душа. Но давай отправимся в страну счастья вместе.
Лиза согласилась, и Дуров щелкнул пальцами. Он начал говорить заученный текст о расслаблении, о море, о том, чтобы Лиза представила дельфина, который подплывает к берегу и манит ее, он увозит девочку далеко-далеко – в ее страну счастья, а теперь уже в их общую страну, потому что дельфин – он сам, такой же несчастный, как и милая девочка Катя. Лиза закрыла глазки и вздохнула.
От слащавой патоки слов еле постанывающей за ширмой Лике становилось дурно и невыносимо жарко. Одной рукой она крепко сжимала древко костыля, а из другой не выпускала рукоять пистолета. И хотя вначале у Кобриной екнуло сердце, когда Дуров неожиданно выпроводил Валентину, ломая их планы, мирная обстановка в палате сейчас ничем не обнаруживала какой-бы то ни было опасности, и от сладкоречивого и ужасно нудного доктора у самой Лики тоже начали слипаться глаза.
В отличие от напарницы Степан стоял за приоткрытой дверью балкона бодрее некуда, все слышал и был готов к любой неожиданности. Он не мог ничего видеть, но по шагам Дурова, который во время сеанса ходил по комнате, сержант догадывался, где тот остановился, куда посмотрел и на что отреагировал смешком или протяжным вздохом. Единственное, что очень хотелось Степану, так это пить. Он захватил в засаду целый пакет с дюжиной горячих пирожков, которыми его угостили на кухне, и наскоро справившись с лакомством, теперь стал испытывать неимоверную жажду. Как назло недалеко от балкона, метрах в десяти, стояла бочка с квасом, у которой собралась уже очередь с бидонами. Отвернувшийся от смачно причмокивающих прихлебателей, Степан тоже как Лиза с Дуровым, мечтал, чтобы вся эта тягучая операция поскорее кончилась, и он бы радостно перемахнул через парапет и ринулся за квасом. Но приходилось терпеливо ждать.
В коридоре же обстановка не была столь расслабленной. Суконников обиженно заявил, что все всегда восхищаются его операционным столом, а этот странный врач не удостоил того даже взглядом.
– Мутный он какой-то, – добавил музейщик и от переполнявших грудь эмоций, заорал в телефонную трубку: – Але, барышня, сколько можно ждать!
Валентина поддержала Суконникова и тоже нашла поведение Дурова странным.
– Ни словом о моей одежде не заикнулся, будто каждый день ряженых медсестер видит.
На общий гомон выбежала кухарка Любка и на полтавском суржике вскрикнула:
– Не пойняла, я для кого усю гречку спалила?
Пока озабоченный Сан Саныч пожимал плечами и сетовал о том, что где-то они все ошиблись, Валентина позвонила Муравецкому, но тот выдал нерадостную информацию, что они сейчас с ЭлЭс стоят в пробке и пока сдвинуться с места никак не могут.
Время в кабинете продолжало течь медленно и сонно. На спящем лице Лизы царило полное спокойствие, создаваемое лепетом Дурова, от чего Лика тоже перестала стонать и задремала. Степан хмурился, облизывал сухие губы и фантазировал, как он штурмом возьмет бочку с квасом, увезет ее и выпьет до капельки. В его голове уже мелькали шальные мысли: «А что если?» «Все равно ничего не происходит». «А если Дуров не щелкун?» «Я только на минуточку…на одну минуточку…». Ступая как можно тише, Коржиков перелез через парапет балкона и спрыгнул на землю. Ощутив полную свободу, он бросился к бочке.