- Быстрее… спаси… прошу…
Болото тянуло Артема на дно. Вот уже и рот ушел под воду, снаружи остались торчать только нос и глаза.
В том, что Тим с трудом передвигал ноги, была его вина. Понимал ли он это? Понимал ли, что, если ему кого и винить в том, что случилось, то только самого себя?
Резкий рывок увлек Артема ко дну, и голова полностью исчезла из виду. Тим дернулся вперед, но снова упал. А когда поднялся, то место, где совсем недавно боролся за жизнь Артем, уже затянуло ряской.
Большаков, понимая, что опоздал, обессиленно рухнул в воду. Там его и нашли сектанты, прибежавшие на донесшиеся до лагеря вопли.
Глава 18
Когда Большаков пришел в себя, первым он увидел сидящего на кочке Учителя, голову которого обрамлял ореол заходящего солнца, а в руках он держал яйцо Аркосарха. Налюбовавшись им, он передал «флешку» Карге, а сам обратился к очнувшемуся Тиму:
- А теперь рассказывай, что здесь произошло?- категоричным тоном заявил он.- Только помни, что от твоей искренности зависит твоя жизнь. Не пытайся меня обмануть. Я почувствую ложь, и тогда тебе не поздоровится. Начни с того, как ты покинул лагерь. Я хочу все знать, в мельчайших подробностях.
Обманывать Тим не собирался, рассказал все, как было. Чего уж теперь? Учитель слушал внимательно, никак не выдавая своих эмоций. Лишь когда Тим закончил, сектант кивнул и сказал:
- Каждый получает то, что заслужил.
- Тебе и Борзого не жаль?- спросил его Тим.
- Борзого не зря так назвали. У него была цель, и шел он к ней напролом. Рано или поздно мы бы с ним столкнулись, и он бы все равно умер.
- И что теперь?
Учитель встал, лениво потянулся, держа на вытянутой руке яйцо.
- Сегодня знаменательный день!- произнес он достаточно громко, чтобы его слышал не только Тим, но и все сектанты, прибывшие с ним на шум.- Мудростью Великой Матери и стараниями наших братьев Госпожа избавилась от двух своих самых ненавистных врагов и стала единоличной повелительницей болот. Но это еще не все!- Он обхватил яйцо двумя руками и поднял его над головой.- Сегодня случится то, что предначертано: сегодня наша госпожа станет единоличной Хозяйкой Полигона. А еще сегодня мы примем в наши ряды того, кто приложил немалые усилия для того, чтобы справедливость восторжествовала. Ты станешь одним из нас,- посмотрел он на Тима.- Ты это заслужил по праву.
- Но я…
Тим собирался сказать, что у него несколько иные планы, однако его голос потонул в дружном вопле радости, вырвавшемся из глоток сектантов. Не хотелось ему становиться одним из них. Таким, как они. Не хотелось принимать власть над собой болотного чудовища, пожалуй, самого жуткого из всех обитателей Полигона. И не хотелось оставаться здесь навсегда.
Впрочем, возникшая заминка пошла на пользу, дав возможность обдумать свои дальнейшие действия. Что будет, если он сейчас вот так запросто, в открытую сообщит о том, что он отказывается от столь высокой чести «стать одним из них»? Пожалуй, ничего хорошего. Вряд ли Учитель примет отказ. Вряд ли его одобрит Великая Матерь. Вряд ли его выпустят живым с островов. Поэтому, когда снова воцарилась тишина, он решил промолчать, и последовал за Учителем, который увлек свою паству за собой. Последние несли тело Борзого и его мешок. Проходя мимо того места, где умер Борзой Тим увидел в траве кинжал, который не заметили сектанты. Подумал, что оружие лишним не бывает, тем более, такое, и, подняв его, спрятал в колчан со стрелами…
Трудно сказать, что именно и в большей степени так раззадорило сектантов – приближение великого праздника или радость за Госпожу, - но готовились они к торжеству с завидным энтузиазмом. Еще недавно это были хмурые молчаливые люди, ведущие неторопливую, размеренную и в чем-то скучную жизнь. И вот они бегают по лагерю, искренне радуются и тарахтят без умолку. С наступлением ночи темно в лагере не стало: развели костры, зажгли факелы и даже какие-то лампадки. Украсили деревушку неказисто, но с любовью: тряпичными лоскутками, резными косточками, деревянными игрушками. Организовали шведский стол, на котором появилось много мяса, фруктов и овощей. А еще – ритуальный напиток, приготовленный совместными усилиями Каргой и Лидой. Что это было на самом деле – спиртное или наркотик – бог весть. Скорее второе. Потому как, пустив чашу по кругу и выпив по глотку, сектанты оживились пуще прежнего. Тиму тоже пришлось глотнуть. И уже через минуту он почувствовал не только небывалый прилив сил, но и рвавшуюся наружу удаль. Голова, как и тело, стала легкой, распиравшая изнутри радость требовала выхода. Захотелось сделать еще глоток этого бальзама жизни, этой амброзии духа. Но когда чаша пошла по второму кругу, Тимофей смог сдержать порыв и только сделал вид, что пьет. Было у него такое чувство, что еще один глоток, и крышу сорвет окончательно. А ему нужна была ясная голова, так как время неумолимо уходило, а еще столько всякого нужно было сделать.