Опера́. Часть первая. На вкус человека...
.
Опера́…
Часть первая. На вкус человека…
Муж третий день лежал в засаде. Приходил поздно, питался наскоро, ложился отдыхать.
Он уставал. И мне ничего не рассказывал.
Наверное, у меня снова не было допуска …
А я тошнилась… Ходила, как будто раздвигала плечами и корпусом воздух, приобретающий постепенно, а не вдруг, сначала упругость, затем вес.
И тяжесть внутри всего тела, похожую на тяжесть старого, унылого асфальта.
Сосиски на полках супермаркетов или на прилавках мини – базаров переставали быть привлекательными и розовыми. И невозможно было ни купить, ни съесть потом, и половины отваренной, пусть, самой свежей сосиски.
Очередной случайный осмотр гинеколога, вдруг показал случайную беременность. В размере нескольких первоначальных недель. И раннего токсикоза…
Мне дали подумать несколько минут. Затем пожилая медсестра спросила:
- Рожать будешь? – Я медлила еще несколько секунд, стремилась устоять под весом нового и неожиданно меняющего всю жизнь сообщения.
Затем ответила:
- Буду …
И получила направление на сохранение. В стационар …
Лежала в больнице. Муж был в засадах, разработках, других делах. Не появлялся в больнице. Горел на работе. Был весь в делах, которые никак не относились ко мне...
Впрочем, больница была от дома в двух шагах. Они, всем отделом, объяснял по телефону муж, затевали нечто новое, оперативное...
Мне было тяжело и скучно.
Не мне только одной...
Вы никогда не замечали, как изменяется женщина, оказавшись пациенткой Гинекологии? Она вянет, как будто бы вместе с диагнозом получает заодно и приговор.
Отбрасывает на время или навсегда всю свою искристость и манкую, притягательную женственность. В коридорах Гинекологии и Женской Консультации мы все были похожи на вялых морских полурастений - полуживотных, мистических существ: анемон...
Передвигались неуверенно и осторожно и трогали обезвоженными руками – щупальцами подлокотники кресла. И никогда друг –друга не задевали руками. Все счастье прикосновений или крепких объятий оставалось в жизни другой. Во времени до беременности, до сложной беременности с угрозой выкидыша или токсикозом, до слов гинеколога о необходимости сохраняться вместе с беременностью, ее перетерпеть...
Кроме одной счастливой дамы. Она рожала легко … Всегда легко.
…Ее ждали дома муж и четверо общих детей. Дама была знакома с врачами Гинекологии.
Входила в кабинет гинеколога, улыбаясь, а выходила смеясь. Была оживлена, смотрелась яркой розой на общем фоне унылых сохраняющихся и среди нас. Была громогласна и неуместна...
Невыносимо подумать, что можно улыбаться [ ржать?], выползая из - под системы, после третьего литра глюкозы.
Тошноты ушли, но от холодного раствора распухало тело, бил озноб и задыхалось, захлебывалось перебоями сердце.
Вдруг понимала, что ошибалась в первоначальных расчетах. А думала я на ранних сроках о том, что у нас сегодня гинекология скверная. Беременной я почти девять месяцев еще проживу. И все это время смогу быть полезной своему первому, совсем еще маленькому ребенку.
А в аборте, я думала тогда, они меня гарантированно угробят. Примерно так же, как год назад почти уже угробили в выкидыше.
...Кровотечение началось в шесть часов вечера. Примерно через час после осмотра гинеколога, в его гинекологическом кресле.
Мы сохранялись. Я плакала и в шесть часов утра на следующий день. Страдая по изнутри теряемой, почти уже потерянной, несостоявшейся маленькой жизни. И по глупой женской мечте. Кровила, кровила, кровила…
Прокладки намокали одна за другой. Я плакала и застирывала мылом густые липкие остатки. В стенах Больницы происходили: Планерка, завтрак, обход.
Все проходило мимо меня. Затем позвали:
- На стол…
Нас чистят круче, чем картошку. - Понимала я сквозь Боль, Боль и Боль...
И уходила понемногу, проваливалась в серую пустоту...
- Вставайте, со стола, женщина, - доносился чей – то возглас над ухом.
– Нет уж, - отвечаю голосу я. – Теперь я уже не встану. Теперь я помирать буду.
– И слушать, слышать остатками уходящего сознания, как суетятся, начали торопиться, забегали вокруг меня врачи и фельдшера.
Мне ставили укол, потом систему, хлопали по щекам, держали за ру́чку, беспокоились. Тревожным голосом над ухом звали по имени, торопили в жизнь возвращаться. И в этот момент, всей бригадой, изо всех сил любили меня. Врачебной бригаде гинекологов не нужна была нечаянная потеря пациентки на операционном столе.