Марк пододвинул к себе черный потрепанный телефон, поднял трубку и хотел набрать свой домашний номер, чтобы сообщить о сегодняшней дате жене. Но что-то остановило его. Мысли начали буквально кричать: не нужно! Ей это не нужно! Она больше не хочет слышать про Барта! Она его больше не ждет!
Марк повесил трубку, посидел еще минут пять уставившись в телефонный справочник и попытался собрать воедино, всю цепочку событий, за последний год, чтобы понять в какой момент Моника отреклась от их сына. Здравые мысли пришли быстрей, и он одернул себя: - Ну что за идиот! Она любит его не меньше, чем я! Но почему она не хочет еще раз испытать ту радость материнства, ведь в этом и есть смысл…..
Мысль оборвалась, когда в кабинет безцеремонно ворвался Свонг и сообщил что Фрэнсис ожидает их в круглом зале. Круглым залом они называли небольшой кабинет с одним единственным панорамным окном, которое находилось за креслом Фрэнсиса Эрнандоса, когда тот вещал о «преуспевающих делах компании». Во главе всего кабинет стоял здоровенный дубовый стол - круглый стол из спила исполинского дуба.
- Наверное опять будет рассказывать про то, что в этом месяце показатели выросли на устрашающие 0,8 %. И что мы на верном пути к завоеванию всех предприятий Канады. – ухмыляясь произнес Марк.
Но Свонг не оценил его юмора и лишь приподнял одну бровь, как бы показывая своим видом: ты, слишком глуп, чтобы занимать это кресло! - развернулся и так же безцеремонно захлопнул дверь.
Марк вернулся домой ближе к полуночи. Раньше он не задерживался на работе, но в последнее время, Свонг старался изо всех сил показать директору «Бринкса», что он более достойный кандидат на Главу Контроля.
Моника накрыла праздничный стол к 21:00. Как обычно. И вся еда, что так долго ждала уставшего Марка превратилась в холодные красивые манекены.
Она не забыла! ПРОКЛЯТЫЙ ТЫ ИДИОТ! Как ты вообще мог такое подумать?! – мелькали мысли в голове Марка, даже не так! Они транслировались и мигали красными огоньками, подсвечивая весь гнев и беспомощность Марка.
В день рождения Барта, Моника всегда готовила запеченного гуся, украшенного дольками яблока и апельсина. Вместе с гусем на столе обязательно должна была стоять банка газировки «Доктор Пеппер» со вкусом вишни. Это был любимый напиток Барта, но разрешали его пить только по особым праздникам. Будь то рождество, окончание подготовительно класса или его собственный день рождение.
Вот и сейчас на столе стоял манекен остывшего гуся и бутылка чертовой вишневой газировки.
Марк и Моника сидели молча, каждый уткнувшийся в свои тарелки. Он жевал холодного гуся, а она ковыряла дольку апельсина, точно так же как раньше ковырял Барт. Они не знали, что говорить сегодня. И не могли даже поднять заплывших от слез глаз, чтобы подбодрить друг друга. Ранее, такой веселый и шумный праздник, превратился в час тишины.
- Я хочу усыновить ребенка. – слова Марка прозвучали так громко в этой пронизывающей тишине, что Моника отпрянула на спинку стула. – Я хочу снова стать отцом, как ты не понимаешь?!
В комнате стало еще тише, чем было на протяжении последнего часа. Тишина поглощала каждый возникающий звук в комнате. Она как черная дыра затягивала любую всплывающую мысль в голове Моники.
Я должна ему сказать. – пронеслось у нее в голове. – Он поймет, он же мой муж. Он знает когда я лгу, он знает даже когда я лгу сама себе.
- Процедура усыновления займет не один месяц. У тебя будет время подготовиться, свыкнуться с мыслью о новом ребенке. Мы будем вместе посещать детские дома и знакомиться с их постояльцами. Я не хочу на тебя давить, но… - Марк замолчал, поняв, что он переступит через любое ее желание. И уговорит Моника стать матерью второй раз.
В тот момент ему показалось, что Моника прочла его мысли. Такое бывает, когда живешь в браке долгое время. Вам кажется будто вы знаете друг про друга все. И уже ничего не сможет оттолкнуть или напугать вас в этом человеке.
Но что-то промелькнуло в ее глазах. Это был страх. И боялась она отнюдь не усыновления. Что-то изменилось в ее муже. Она никак не могла понять, что именно.
Его глаза оставались такими же прозрачно голубыми и бесспорно красивыми, она влюбилась в эти глаза однажды, но взгляд теперь стремился сквозь нее. Как будто все что он говорит, глядя ей в глаза, он говорит не ей, а кому-то за ее спиной.
- Скажи, как ты можешь принимать такие решения сам? Ты же не спрашиваешь меня, ты просто ставишь перед фактом. – сдерживая слезы, прошептала Моника. – Ты прав, может я и смогу принять этого ребенка. Буду проводить с ним бессонные ночи, готовить на завтрак блинчики и поливать их клубничным джемом, буду показывать ему картинки из той мальчишеской книжки. Из книжки твоего сына - БАРТА! – прокричала она. – Но я солгу, если скажу, что смогу полюбить этого ребенка. Дети чувствуют все, Марк! Он будет знать, что я его не люблю. ТЫ хочешь заставить страдать невинного ребенка, лишь бы потешить свое мужское эго. Лишь бы доказать самому себе, что ТЫ ХОРОШИЙ ОТЕЦ! – не ожидая от себя Моника выкрикнула последнюю фразу выпрыгнув из-за стола. По ее щекам текли слезы, ее трясло от обиды и страха. Она боялась реакции мужа, боялась причинить ему боль своими словами. Но тот лишь посмотрел на нее пустыми стеклянными глазами и принялся убирать со стола.