Святослава взглянула на Ксану, удивлённая подобным ответом Ивана, будто желая одним взглядом понять, всегда ли он был столь чудаковат, или то последствия удара по голове при встрече с разбойниками. Однако, больше было в ее взгляде, все же, сочувствия.
– Понимаю. Не легко тебе пришлось. Многие бы умом тронулись, на твоем то месте. Но ты справился, а это главное. Поди, переоденься, после я тебя отведу.
Жители деревни отправились в поле работать, а Иван, уже надевший новую белую мягкую рубаху, которая была ему немного велика, шел за Святославой в дом, где делали свечи. По ее словам, свечи светят тускло, от чего их нужно было использовать в большом количестве, чтобы освятить комнату. Их производство очень важно, но при этом не обязательно, чтобы этим занимались сильные мужчины или занятые домашними делами женщины, потому ослабшие с возрастом, но все еще работоспособные старики могли заниматься этим делом.
– Ну, вот мы и пришли, – сказала Святослава.
Это был большой дом с трубой, из которой только начинал подниматься дым. Окна были открыты нараспашку. Святослава открыла деревянную дверь.
Внутри сидели старцы: кто-то промывал данное мясником сало, кто-то резал его на куски, а кто-то бросал дрова в печь, чтобы затем растопить нарезанные кусочки сала.
– Здравы будьте, – немного неуверенно сказал Иван.
– И тебе тоже здравия, – ответил дедушка с длинной бородой.
– Ну вот и Иван Антонович, – сказал Феофан Евдокимович, который до этого разговаривал с одним из старцев, – в общем, осваивайся, что делать тебе расскажут. Святослава Михайловна, можете идти. Всем хорошей работы, – пожелал на последок глава деревни.
Святослава тоже пожелала хорошей работы и ушла. Иван остался один среди незнакомых ему людей.
Все без исключения смотрели на него. О чем они думают? Он еще и стоит как истукан, не зная что делать и куда идти. Они же не будут бить его за это, как это было в тюрьме?
– Присаживайся, – прервал молчание один из них, похлопав по стулу возле себя.
Иван был рад, что его вот так пригласили к себе, но как только он подошел, из-за стола встали и ушли в другие места все, кто за ним сидел.
– Садись-садись, не бойся, – повторил скрипучим голосом старик, – ты православной веры, должно быть?
– Ну да, само собой, а…
– Да не обращай внимания. Это не из-за плохого к тебе отношения. Традиция просто такая. Я же ведь тоже не всегда был старовером. Меня Антип зовут, – промолвил он, – нарезай сало. Это надо, чтобы его топить было удобнее.
– Хорошо, – Иван стал повторять каждое действие за Антипом, – а что значит, что вы не всегда им были?
– С женой своей, Настасьей Фёдоровной как познакомился, так и жениться мне в голову взбрело. Любил ее страсть. Ну а старообрядцы чужих в общину не пускают, тут либо со двора долой, либо будь добр, становись одним из нас.
– Понятно, – Иван посмотрел по сторонам. Ему было неприятно, что все от него шарахались, как от больного.
– Ты знаешь то хоть, в чем разница между нашими верами, почему все так сторонятся друг друга?
Глава 14. Раскол.
В 7113 год от мироздания в месяце мае , в селе Вельдеманово под Нижним Новгородом в крестьянской семье родился мальчик. Через несколько дней после рождения ребенка крестили, дав имя Никита в честь святого Никиты Столпника. Мариама, мать мальчика, умерла вскоре после родов. Оставшись один с грудным ребенком, отец Мина взял в помощницы некую Ксению, а потом на ней женился.
Ксения не по-матерински относилась к Никите: могла всячески унижать, колотить и не кормить. Отец по-своему пытался защитить сына, поколачивая новую жену в ответ, но как только он уходил из дома, все повторялось по кругу.
Когда настало время, отец отдал мальчика учиться грамоте, но чтобы «не забывать» грамоту Никита ушёл в Макариев-Желтоводский монастырь, где каждый день изучал Писание, проявляя необычайный интерес к церковному пению. Он часто оставался ночевать в церкви под колоколом, чтобы не пропустить начало службы.
После смерти батюшки и мачехи, Никита женился и принял сан священника. В молодой семье дети рождались, но каждый из них умирал в младенчестве. Смерть детей в малолетстве привела его к мысли, что следует ему оставить мирскую жизнь и уйти в монашество. Он убедил жену принять монашеский постриг в московском Алексеевском монастыре, дав за неё вклад и оставив денег на содержание, а сам в возрасте 30 лет тоже принял постриг с именем Никон.
Когда же Никон стал игуменом Кожеозерского монастыря, то по обычаю новопоставленных игуменов явился он перед царем российским – молодым Алексеем Михайловичем.