По городу очень быстро распустился слух о них.
Дедушка, как только услышал о приближающихся солдатах, сразу же открыл подвал дома и затащил туда мальчика. Подвал был наполовину потайной: находился в маминой спальне под ковром. Куда разумнее было бы расположить его на кухне: залез, взял банки с соленьями, вылез сразу на кухню. В общем, не понимал никогда Алеша такого расположения подвала.
– Сиди тут, и чтобы не слышал никто и шороха! Банки стоят, с голоду не помрешь. Не вылезай покуда топот тяжелых сапог не будет звучать уж как день! А если найдут… не говори ничего. Ничего не говори! Батька тебе твой после этого спасибо не скажет.
Алеша даже возразить не успел.
– Вот так и сиди теперь тут, в темноте… – прошептал Алёша.
«Интересно, а тут есть пауки?» – вдруг мелькнуло в голове. Пришлось подождать, пока глаза привыкнут к мраку подвала. Здесь стояли банки, да только как Алёша их откроет? Дед закручивал их так, что достать содержимое, казалось, мог только он.
Взгляд мальчика упал на колбасу, что висела наверху.
Дед строго-настрого запрещал брать её без спроса, а так сильно хотелось попробовать… можно ли сейчас?
Долго он стоял, облизываясь на это лакомство. Спустя, как ему казалось, целую вечность, желудок его переборол, и, встав на цыпочки, Алёша уже доставал палку солёной, вкусной колбасы.
Он её ел маленькими кусочками, понемногу, медленно-медленно, наслаждаясь каждым укусом.
Так и уснул он с палкой колбасы в обнимку.
В избе стояла мрачная тишина, нарушаемая лишь треском огня в печи да скрипом деревянных половиц под сапогами Василия Ивановича. Свет от огня бросал пляшущие тени на стены, искажая черты присутствующих. Напротив Ивана Васильевича сидел Яков Мирович – старик с удивительно крепким телом для своего возраста. Даже у генерала-аншефа вызвало трудности задержать и связать его. На щеке Якова виднелся глубокий порез от шпаги Василия Ивановича, в его глазах так и пылала ярость. За дверью, в соседней комнате, изредка слышались приглушенные рыдания – там находилась сноха Якова.
– Василий Яковлевич Мирович был знаком с Иваном Васильевичем Зубаревым? – голос Василия Ивановича звучал холодно, будто вымеренный по линейке. Он не повышал тон, но в каждом слове чувствовалась сила и властность.
– С кем, с кем? – переспросил Яков, нахмурив брови. Его голос был низким и хриплым, но в нём не было ни страха, ни покорности.
– Иван Васильевич Зубарев, уроженец Тобольска, родившийся в 1730 году, – терпеливо повторил Василий Иванович, – авантюрист и бунтарь, предположительно, некогда в сговоре совершивший то же преступление, что Василий Мирович. Ваш сын не имел с ним общения?
– Вестимо нет, – отрезал старик, чуть прищурив глаза, – не доводилось им общаться.
Василий Иванович сделал шаг вперёд, приблизившись к сидящему. Его фигура, высокая и плотная, нависла над Яковом, словно тень палача.
– Он действует один или имеет сообщников? – спросил он, пристально глядя на старика.
– Сообщников в чём? – Яков поднял на него взгляд. – Я вовсе и не верю, что он что дурное совершал.
– В письмах он что-то писал о Шлиссельбурге? Быть может, упоминал?
– Да-с, разумеется, писал, – ответил Яков, не отводя взгляда. – Служил он там. И ни единого намёка на преступление не было.
– Это мы проверим ещё, – сухо бросил Василий Иванович. – Тут еще должен быть мальчишка. Где он?
Яков напрягся. Его лицо побледнело, но голос оставался твёрдым, хоть и стал тише:
– Нет его, псы позорные. Вот уж как два дня не воротился он из тайги. Пропал он, слышишь? У матери горе, а ты тут…
– Молчать! – Василий Иванович рявкнул так, что в соседней комнате раздался приглушённый вскрик. – Отвечай, старый пень, знаешь ты, где твой сын?
Старик сжал кулаки, его губы дрогнули, но он не ответил сразу. Лишь спустя мгновение, тяжело вздохнув, он проговорил:
– Так я-то покуда знаю? Давно писем не слал, вам лучше знать!
Последние слова прозвучали с вызовом. Василий Иванович, не выдержав, резко ударил старика кулаком в висок. Яков пошатнулся, но не упал. Лицо его исказилось от боли, но он не издал ни звука, лишь челюсти крепко сжались.
– Где Василий Мирович?
– Я ничего не знаю, – ответил он тихо, слабеющим голосом.
Василий Иванович хладнокровно и безжалостно смотрел на старика. Скольких таких как он уже раскалывал? Бесчисленное количество раз.
– Это мы еще проверим, знаешь, али нет, – ответил Василий Иванович и медленно взял нож со стола.
«Здравствуй, дорогой мой брат, Пётр Иванович!
Случай настоящего дела меня пред вами, любезный друг, извинит, что я не мог к вам написать доселе.