Феофан уже было хотел отправиться домой, да осёкся. На окраине деревни скользнула человеческая тень.
Она приближалась к Феофану, медленно выбираясь из ночного мрака. Через несколько мгновений Феофан увидел, как незнакомец убрал пистолет, а позже стало возможно различить его лицо.
– Пётр Иванович? Вы ли?
– Я-с, собственной персоной. А вы-с, Феофан Евдокимович, я полагаю?
– Верно полагаете, верно.
– По-прежнему главой деревни остаетесь?
– Ну а как иначе? Остаюсь. Кто ж ещё этим будет заниматься?
– И то верно, и то верно.
– А вы? Я так по форме погляжу, по-прежнему военный. Да еще и с погонами в золоте расшитыми.
– Так точно-с, уж второй год как генерал-аншеф, выше, разве что, генерал-фельдмаршал. Но мне и моего чина достаточно, итак уж сорок третий год, гоняться еще с кем-то по табелю мне не хватало.
– В религию, всё-таки, так и не ушел? А что же?
– То будет долгой разговор, не на бегу об этом я хотел поговорить. Истосковалась душа, безвылазно находясь в военном мундире.
В один прыжок Василий перепрыгнул через ряд ступеней лестницы, ведущей с улицы на чердак.
Во дворе Святославы, ближе к забору, росли кусты, в которых любил лежать Рёв. И сейчас он был там, поздоровевший после стараний Ксаны и Святославы.
Все еще спали, один лишь Василий проснулся на рассвете.
За забором раздались звуки лошадиного ржания и рыхления земли копытом.
– Что за… – промолвил Василий, уставившись на дом напротив.
Там стоял величественный конь, чья грива переливалась черным шелком на солнце. Слажен он был воистину как из царской конюшни. На спине его красовалась дорого украшенная золотом сбруя. Сразу было видно, что это чистокровный жеребец.– Откуда он тут? – невольно вырвалось из груди.
Конь взглянул умными глазами на него, как бы говоря: «Ну и что тебя, собственно, смущает?».
Василий медленно отворил калитку, подходя все ближе и ближе к дивному коню.
– Это откуда ты взялся? Тебя ж не было здесь, кто твой хозяин? – спрашивал он, будто ожидал услышать ответ.
Проведя рукой по гриве жеребца, Василию показалось, что он его уже где-то видел.
Дверь бревенчатого дома, возле которого стоял привязанный конь, со скрипом отворилась, и на пороге возник силуэт, который заставил сердце Василия сжаться. Это был Пётр Панин — человек, чье лицо было знакомо до боли.
Доли секунды они смотрели друг на друга, не способные сказать ничего.
Крупный, мужественный, с четкими, отточенными движениями офицера, Панин смотрел на него с замешательством:
– Мирович, ты?! – воскликнул он, потянувшись за пистолетом.
Василий ощутил, как воздух стал осязаем от нависшего в нем напряжения. Само проведение решило вновь пересечь их дороги, но кто бы мог подумать какие-то два года назад, что они окажутся по разные стороны баррикад?
Темно-синий дым окутал Мировича. За считанные мгновения войдя в магический раж, он заставил руку Петра вздернуться к небу, дабы все пули были выпущены мимо домов и кого бы то ни было.
Воздух разорвали звуки выстрелов.
Василий, ошарашенный, не мог поверить, что его генерал стоит сейчас перед ним.
– Ты… – прошипел он, – сам дьявол, как я погляжу, привел тебя сюда!
Василий не мог вымолвить ни слова. Петр Иванович продолжал:
– Не думал я, Василий Яковлевич, что вы опуститесь до такой низости, как предательство родины.
Всё кончено. Больше нет надежды. Василий понимал, что его поймали. Но как это могло случиться? Где он допустил ошибку, которая привела к их обнаружению? Вопросы роились в его голове, не находя ответа. Теперь оставалось только смириться с неизбежным.
– Но как же так… что же с вами сделалось, что вы дошли до такого?
Ум Василия лихорадочно работал, как у зверя, пойманного в капкан. Его взгляд вернулся к лошади. Она была здесь только одна. Выходит, никого кроме Петра Ивановича здесь не было. Да и взгляд его, бешенный и ошарашенный… таким Василий никогда не видел его. Даже когда в плен взяли солдата немецкого, что выкашивал русских одного за другим, взгляд Петра Ивановича оставался бесстрастным, полным спокойствия могучего существа.