Петр Иванович не знал, что здесь он встретит Василия, это стало понятно ему лишь сейчас. Но что, что тогда он делает здесь?
Из дома вышел Феофан Евдокимович, услыхавший звуки выстрела из пистолета.
– Что тут происходит?!
Петр Иванович повернулся к главе деревни:
– Ну знаете-с, не говорили вы, что гости ваши государственные преступники! – Петр Иванович убрал пистолет, – его ищут солдаты всюду, а его вы, оказывается, пригрели!
– Успокойтесь, Пётр Иванович. В миру я не был никогда, запамятовал, что по службе вашей эти люди тоже важны, не из умысла какого промолчал.
– Его арестовать надо, – твердо сказал Петр Иванович, – брат мне мой писал, что никак отыскать не могут, что опасен он.
В голосе Панина чувствовалось разочарование и горечь от того, что государственным преступником, зачинщиком бунта, стал его бывший флигель-адъютант, солдат, которому он доверял.
– Так, постойте, – осёк его Феофан, – он отсюда не под какой арест не уйдет.
– Это еще почему?! – возмутился аншеф.
– Арестовав его сейчас, вы меня опозорите. Приют ему дал я и за его безопасность тоже отвечать буду я. Каков ваш чин ни был в миру, вам я его отдать не могу. И к тому же, сами подумайте. Возьмете вы его под арест, а дальше? Что с ним будут делать?
– Ну-с, допрашивать будут, а после казнят.
– Вот. А во время допроса всякое взболтнуть можно, хочешь, али нет. Это вопрос не только вашей безопасности. Вы сами решили приехать сюда. А если он выдаст тайну, где деревня находится? Я его отсюда не выпущу при таких обстоятельствах.
Петр Иванович повернулся обратно к Василию.
– Какого черта ты здесь делаешь? – прошипел он Мировичу в лицо, – Скажи мне одно, зачем тебе оно? Зачем? Ты губишь не только себя, ты губишь всех, всех, кто рядом!
– Вы сами знаете это, Петр Иванович, – сказал твёрдым голосом Василий, – вы сами это знаете… я предпринял лишь то, что Екатерина совершила сама. Лишь иду по ее стопам. Она сама свергла Петра, мужа своего. Для чего? Для своей же выгоды, ради власти. А я? Я иду по пути истинному. Я возвращаю власть истинному императору, по закону!
Петр Иванович долго смотрел на Василия. Казалось, он снова хотел что-то рявкнуть, в лучшем случае.
Впервые он был в таком бешенстве. Что его так взбесило? То, что Мирович стал предателем? Когда к Петру Ивановичу пришло письмо от брата, у него в душе что-то действительно кольнуло от этого известия, но чувство это было совершенно других масштабов. А что же тогда? Петр Иванович продолжал пристально смотреть на Василия, его глаза, полные гнева и недоумения, искрились, как пламя в костре.
Пётр Иванович стиснул челюсти, его лицо исказилось от гнева и непонимания. Граф не мог поверить, что тот, кого он считал своим другом и соратником, стал предателем. В его глазах мелькнуло что-то, что Василий не мог понять — было ли это разочарование, ненависть или что иное.
— Ты говоришь о власти, как о какой-то вещи, — произнёс Панин, — но ты не понимаешь, что за ней стоят жизни людей. Ты забыл, что такое честь и долг? Ты предал всё, что мы когда-либо защищали!
— Честь? Долг? — повторил Василий, его голос стал резким, как лезвие ножа. — Вы сами, Пётр Иванович, когда-то говорили, что долг — это не слова, а действие. И что же вы теперь делаете? Вы сами допускаете на престоле ту, что незаконно пришла к власти, допускаете немецкой фрау править русским народом! Где же тут проявляется ваша честь? Ваш долг? Где они? О каком будущем может идти речь, когда…
– Будущем? – насмешливо переспросил Пётр Иванович, не отрывая взгляда от Василия. – Какое будущее ты предлагаешь? Будущее, где править будут предатели?
– А чем нынешняя императрица отличается? Чем? В одночасье после ее восшествия на престол те, что ей в этом помогли, стали всем, получили должности, почет… это ли не подлость?
– Ах вон оно что, возмущен, что ты не в их рядах?
Панин снова взглянул на Феофана, как будто искал поддержку. Тот, в свою очередь, лишь покачал головой.
– Я не могу позволить тебе уйти, Василий, – произнёс Пётр, его голос стал холодным, как лёд, – я не могу позволить тебе разрушить всё, за что мы сражались.
Ксана снова была в болоте, окутанном едким дымом. Деревья, похожие на чудовищ, дышащих огнем, хлюпающая под ногами вода, треск, искры, крики птиц и раздающиеся откуда-то издалёка испуганные голоса людей: плач ребёнка, ропот солдат. Легкие обжигало, а волосы палило. Слезы катились по щекам, испачканным в пепле.