Не очень помогающая.
В конце концов, я встал, достал с полки в кладовой вентилятор и поставил его на стол. У меня не было уверенности, а работает ли он, но он завелся, и гудение его мотора оказалось удивительно успокаивающим. Кроме того, оно маскировало раздражающее тарахтение холодильника.
Когда я вновь сел за стол, в голове у меня прояснилось, и на этот раз там всплыли кое-какие слова.
ВАРИАНТЫ:
1. Сообщить в полицию.
2. Анонимный звонок мяснику (сказать «я наблюдаю за тобой, мазефакер, если
ты что-нибудь сделаешь, я тебя сдам»).
3. Сфабриковать что-нибудь на мясника.
4. Как-то сделать мясника недееспособным.
Тут я остановился. Выключился холодильник. Не слышно было ни садившихся самолетов, ни автомобильного движения на Гаррис-авеню. Остался только я сам, мой вентилятор и мой незавершенный список. В конце концов, я дописал последний пункт.
5. Убить мясника.
Потом я смял этот лист, взял из большой коробки около печки кухонную спичку и чиркнул. Вентилятор моментально ее задул, и я вновь подумал, как же это тяжело изменить некоторые вещи. Я выключил вентилятор, зажег другую спичку и дотронулся ей до скомканной бумаги. Та вспыхнула, и я бросил ее в мойку, подождал, пока она догорит, и тогда смыл пепел в канализацию.
После этого мистер Джордж Эмберсон лег в кровать.
Но еще долго не мог заснуть.
Когда в половине первого ночи над крышей пронесся последний самолет, я все еще лежал без сна и думал о том списке. Обращение в полицию отпадало. Такое могло бы сработать с Освальдом, который открыто проповедовал о своей любви к Фиделю Кастро и в Далласе, и в Нью-Орлеане, но Даннинг — это совсем другое дело. Он всеми любимый и всеми чтимый член общины. А кто я? Новичок в городе, который не любит неместных. В тот день, выйдя из аптеки, я вновь увидел Безподтяжечника и его компанию перед «Тусклым серебряным долларом». Одет я был по-рабочему, но они подарили мне все те же косые взгляды «кто же ты, на хер, такой».
Да и вообще, что я мог сказать полиции, даже если бы прожил в Дерри не восемь дней, а восемь лет? Что у меня было видение, как Фрэнк Даннинг в ночь на Хэллоуин убивает свою семью? Это, безусловно, имело бы успех.
Немного более мне нравилась идея сделать анонимный звонок самому мяснику, но это был страшноватый вариант. Как только я позвоню по телефону Фрэнку Даннингу — на работу или в апартаменты Эдни Прайс, где его вне всяких сомнений позовут к аппарату в общей гостиной — я тем самым уже изменю ход событий. Такой звонок может удержать его от убийства семьи, но я боялся, что так же он может иметь и обратный эффект, столкнув его с неуверенного краешка рассудка, вдоль которого он прохаживается, прикрываясь радушной улыбкой Джорджа Клуни. Вместо того чтобы предотвратить убийство, я наоборот могу приблизить его совершение. Сейчас я знаю, где и как. Предупредив его, я все сделаю непонятным.
Сфабриковать что-то на него? Это работает в шпионских романах, но я же не агент ЦРУ; я, черт меня побери, учитель языка и литературы. Следующий пункт гласил: «сделать мясника недееспособным». Хорошо, но как? Может, сбить его «Санлайнером», когда он будет идти с авеню Милосердия на Кошут-стрит с молотком в руке и мыслями об убийстве? Если только мне фантастически не повезет, меня поймают и подвергнут аресту. Кроме того, есть еще одно но. Недееспособные лица обычно выздоравливают. Он может попробовать сделать то же самое вновь. Лежа во тьме, я оценил такой сценарий как весьма вероятный. Так как прошлое не желало изменяться. Оно упиралось.
Единственным надежным способом оставалось ходить за ним следом, дождаться, пока он будет сам, и убить его. Делай самое простое, придурок.
Тем не менее, и с этим возникали проблемы. Самой большой была та, что я не знал, смогу ли справиться с этим. Я думал, что смог бы в горячке — защищая себя или кого-то, — но хладнокровно? Даже зная, что моя потенциальная жертва, если его не остановить, собирается убить собственную жену и детей?
И… если я сделаю это, а потом меня схватят, раньше, чем я успею убежать в будущее, где я Джейк Эппинг, а не Джордж Эмберсон? Меня будут судить, признают виновным и упекут в штатную тюрьму Шоушенк. Там я и буду сидеть до того дня, когда в Далласе убьют Джона Ф. Кеннеди.
Но даже не в этом пряталась абсолютно дурная сторона этого дела. Я встал и поспешил через кухню в ту телефонную будку, которая здесь называлась ванной комнатой, вошел в кабинку туалета и сел на унитаз, уперев лоб в ладони. Я решил, что сочинение Гарри правдивое. И Эл так считал. Вероятно, так оно и было, так как Гарри находился в паре градусов от нормальности, а не совсем нормальные люди менее всего склонны выдавать за реальность такие фантазии, как убийство молотком целой семьи. И все же…