Подлинной христианской настроенностью проникнуты стихотворение, написанное за несколько месяцев до смерти:
Веленью Божию, о муза, будь послушна Обиды не страшась, не требуя венца…Достиг этого состояния поэт в последние три дня жизни, когда душа его очистилась и умиротворилась. «Пришел священник, исповедал и причастил его. Священник говорил мне после со слезами о нем и о благочестии, с каким он исполнил христианский долг… Данзас, желая выведать в каких чувствах умирает он к Геккерну, спросил его: не поручит ли он ему чего-нибудь?» Требую, ответил он ему, чтобы ты не мстил за мою смерть, прощаю ему и хочу умереть христианином» (П.А.Вяземский — А.Я.Булгакову, 5 февраля 1837). В.А.Жуковский: «А в эту минуту уже начался последний процесс жизни. Я стоял вместе с графом Вьельгорским у постели его, в головах; сбоку стоял Тургенев. Даль шепнул мне: «Отходит». Но мысли его были светлы. Изредка только полудремотное забытье их отуманивало. Раз он подал руку Далю и, пожимая ее, проговорил: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше… ну, пойдем!» Но, очнувшись, он сказал: «Мне было пригрезилось, что я с тобой лечу вверх по этим книгам и полкам; высоко… и голова закружилась». Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать Далеву руку и, потянув ее, сказал: «Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе». Даль, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше; и вдруг, как будто проснувшись, он быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: «Кончена жизнь». Даль, не расслышав, отвечал: «Да, кончено; мы тебя положили». — «Жизнь кончена!» — повторил он внятно и положительно… Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха; но я его не приметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали. Минуты через две я спросил: «Что он?» — «Кончилось», — отвечал мне Даль. Так тихо, так таинственно удалилась душа его. Мы долго стояли над ним молча, не шевелясь, не смея нарушить великого таинства смерти, которое свершилось перед нами во всей умилительной святыне своей» (В.А.Жуковский — С.Л.Пушкину, 15 февраля 1837 г.).
Оценка произведений Толкиена («Властелин колец», «Хоббит» и др.) c православной точки зрения?
отвечает иеромонах Адриан (Пашин)
Несомненно, что Джон Рональд Руэл Толкиен — писатель выдающийся, и его книги как литературные произведения представляют немалый интерес. Написанные прекрасным языком, в увлекательной форме, они читаются просто запоем. Присутствует в них и ненавязчивая поучительность — например, в том, что подвиги совершаются абсолютно негероическими людьми (точнее хоббитами).
Однако с православной точки зрения многое в произведениях Толкиена настораживает. Будучи представителем направления «фэнтези», Толкиен не просто выдумывал необычные сказочные сюжеты, но и пытался отобразить в них некую духовную реальность. Надо сказать, что и большинство сказок не так просты, как кажется. Они, как правило, рисуют борьбу сил добра с силами зла, а если взять традиционные русские сюжеты о победе над многоголвым змием, то ясно, что их первоисточником является Откровение Иоанна Богослова, Апокалипсис.
Произведения Толкиена также весьма драматично показывают противостояние добрых и злых сил. Но, хотя в их основе лежат христианские представления, у Толкиена происходит довольно ощутимое смещение акцентов.
Однако если в «Сильмариллионе», этой своеобразной космологии, искажение христианского учения о сотворении мира очевидно, то в других произведениях дело обстоит сложнее. Так, в эпопее «Властелин колец» зло выглядит, да и является значительно более могущественной силой, чем добро. Оно почти всесильно, от него некуда укрыться, не к кому прибегнуть. «Всевидящее око» (один из главных образов книги) оказывается принадлежностью князя смерти в Мордоре, а не Бога (хотя в православной традиции есть даже икона с таким названием).