— Да? Что, уже? Хорошо. Кита, — Люк прикрыл рукой микрофон, — собирайся. Такси приехало немного раньше.
— Такси? — опешила та.
— Да, такси. Тебе недолго же? Все вещи в прихожей, где ты их вчера оставила.
Кита спешно подскочила с места и натянула на себя свитер. Пока Люк разговаривал с кем-то по телефону, вопросы, которые ей так хотелось задать, напрочь вылетели из головы.
— Выходи, машина ждет, — поторопил ее парень, и Кита поспешила к двери.
Когда она нажала на ручку и толкнула дверь, ее взору предстало удивленное лицо ее водителя.
Кита вылупилась на него во все глаза.
Перед ней стоял последний, кого она ожидала увидеть — Дилан Ройал собственной персоной.
***
— Люк, твою мать, это как вообще понимать?
Басист был в бешенстве. Когда немая сцена закончилась и ошеломленная Кита была отправлена к машине, он накинулся на Люка с требованиями объяснить, что тут происходит.
— Во-первых, это твоя работа, — невозмутимо отозвался Люк.
— Это подстава! Натуральнейшая! Ты прекрасно знаешь, что мы не ладим!
— Во-вторых, — продолжил О’Милан, — вам давно пора поговорить. Вот и пообщаетесь в поездке.
— Ты шутишь? — взревел он. — И ты вызвал меня с работы только поэтому?
— Не с работы, а для работы. И не я, а Том. Не переживай, получишь ты свои деньги. Напомни, я тебе на карту сброшу.
— Ты… — У Дилана не осталось приличных слов, одни непечатные. Он фыркнул и провел рукой по серебристым волосам. — Не повезу я ее никуда! Я в ваши с Томми игры играть не собираюсь!
— Кошмар. — Клавишник закатил глаза. — И что ты ей скажешь? Она уже в машине, выкинешь ее оттуда, что ли? И вообще, неужели тебе так сложно отвезти девушку домой?
Дилан скрипнул зубами.
— Издеваешься?
— Просто интересуюсь.
— Хрен с вами. — Дилан выругался. — Отвезу. Но вы мне крупно должны будете. Оба!
— Ладно, ладно. Давай, вези.
«Еще посмотрим, кто кому должен окажется…» — подумал он, провожая басиста взглядом.
Дилан залетел в кабину водителя и рывком повернул ключ зажигания. На Киту он даже не взглянул. Его серебристая Nissan Teana заурчала и тронулась с места.
***
Даже для такого небольшого городка, как Нарвиль, утро буднего дня превращалось в настоящий кошмар на дорогах. Дилан надеялся, что они смогут проскочить по объездной, но жестоко ошибся. Понял он это слишком поздно, когда уже заехал на развязку и давать обратный ход было поздно.
Первое время поток машин вяло двигался по трем полосам. Дилан нервно постукивал пальцами по рулю, переводя взгляд с зеркал заднего вида на багажник красного фиата впереди. Киту, сидящую на пассажирском месте, он видел краем глаза, но старался на нее не смотреть. Девушка даже не пыталась завести разговор и молча изучала виды за окном.
Впереди случилась какая-то авария, прямо по центральной полосе рядом с очередной развязкой. По крайней мере, такая информация была на картах Google. Пробка растянулась на несколько километров; машины то двигались, то останавливались, и Дилан мог предположить, что движение открывали интервалами — сначала им, потом на въезд, потом снова им и так далее. В этой теории он убедился, когда машины окончательно встали и водители вылезли на морозный воздух покурить.
Дилан пробубнил себе под нос очередное ругательство и заглушил двигатель. В салоне повисла гнетущая тишина: Кита все так же молчала, разглядывая фиат, который теперь стоял в правой полосе, а сам басист погрузился в свои размышления.
Дилан прекрасно понимал, за каким-таким надом Томасу приспичило отправить его к Люку этим утром. Он был уверен, что эти двое спелись и спланировали их с Китой встречу. Они могли подгадать все, включая пробки на дорогах, чтобы у него, Дила, был прекрасный шанс поговорить с Миасс. Вот только он их о таком шансе не просил и планировал вытребовать с Томаса объяснение. По-любому, Томас был зачинщиком. Последние полторы недели только и твердил о том, что Дилану следует объясниться.
Дилан и сам прекрасно понимал, что в той ситуации оказался не прав. Однако он был не из тех людей, кто признает свое поражение. Выросший в приюте, он крепко-накрепко запомнил простую истину, действующую в его стенах: поражение — признак слабости, а слабые не выживают. И пусть времена приюта прошли, а его мир изменился, отказаться от истин, являвшихся основой его прошлой жизни, ему оказалось не под силу — слишком глубоко они въелись в его сознание, слишком сильная боль скрывалась под ними. Дилан злился на себя за то, что не мог переступить свою гордость и просто извиниться. Не смог, когда чуть не сбил Киту на дороге, когда после этого встретил ее в колледже; не может и сейчас. Всего одно слово. Одно чертово слово!