— Что придумал! С ними я только бездельничал. Я их раздражаю, как красный цвет — быка.
— Теперь мне понятно, — засмеялся Блейер, — почему Шонесси сказал, что ты…
Я приготовился выслушать, что же сказал обо мне Шонесси, но Блейер замолчал, заметив, что и так слишком много наболтал.
— А ты? У тебя какие планы?
— О, я немного побуду дома. Срочно демобилизуюсь и через три-четыре недели снова возвращусь сюда. Но уже не как сержант, а как гражданское лицо. Шонесси устроил меня в ЮНРРА, только об этом никому ни слова.
— Я знаю, Шонесси всегда говорил, что им нужны люди всех специальностей. Так что, почему бы и не в ЮНРРА.
Блейер обрадованно закивал:
— Да, да, в ЮНРРА. Это — крупная организация. Мы будем оказывать помощь всюду. Большие деньги, которые она вкладывает… — Блейер говорил и говорил. У него давно не было случая разговаривать по-чешски, тем более что он доверял мне. — На этом месте я смогу помочь своему отцу. Разумеется, я сразу же переведусь в Богемию. Сразу двух зайцев — одним махом! Но Шонесси знает об этом, — поспешно добавил он.
— Этот знает обо всем…
— В этом ты прав. Он все впитывает, как губка. Тогда в Праге он мне очень понравился. Два самых лучших врача в Терезиенштадте были у него на поводу. Они появлялись у нас по нашему желанию! К сожалению, с эпидемией ничего нельзя было сделать. Жаль. Это было бы полное попадание. А твой полицейский советник!..
— Беднарж? — удивился я. — Надеюсь, он в тюрьме? Я ведь рассказал тогда Шонесси, что это за тип! И когда мы вдвоем вторично поехали в Прагу, майор обещал мне…
— Чудак ты, Градец! Ты и в самом деле наивен. Такие люди для нас на вес золота, но не под замком, разумеется! Старик снова наверху, у власти.
— Значит, Шонесси не воспользовался моими данными? И этот негодяй находится на свободе?
— Ну, не совсем на свободе. Он у нас, так сказать, на поводу. Когда нам что-нибудь понадобится, мы его дернем за веревочку! Достаточно будет только сказать ему: «Господин Беднарж, вы не забыли фамилию доктора Штербовой? В свое время вы отправили ее и еще троих из группы Сопротивления в концлагерь»…
После трех дней плавания по океану я уже преодолел морскую болезнь, но сейчас меня снова стало тошнить.
— За этим вы и ездили еще раз в Прагу?
— Не только. Шонесси получил благодарность. А меня лично интересовало, как обстоят дела с национализацией крупных промышленных предприятий. Наконец-то моя семья опять получила возможность влезть в стальной трест. Каждый что-то тащит в свой дом…
С этого момента я старался держаться ближе к Говарду Диксу.
На одиннадцатые сутки пути мы, словно на фотографии, увидели Бостонский порт. Он казался серым и призрачным.
Стоя на палубе, мы смотрели на дома, пестрые от реклам.
— Все целехонько! Ни одного разрушенного здания, ни одной воронки… — спокойно проговорил стоявший рядом сержант.
Все думали о том же самом.
— А жаль! Одно небольшое попадание было бы полезно, — продолжал сержант. — Чтобы у нас хоть немного почувствовали, что это такое…
То же самое думали некоторые из нас.
В следующий момент раздался страшный шум. К нам подошел крошечный катер с членами комитета по организации встречи.
«Добро пожаловать!» — было написано на борту катера.
На палубе, несмотря на страшный холод, махали нам и танцевали шесть длинноногих девиц в пестрых блестящих костюмах.
Все, кто до этого тихо и задумчиво стоял на палубе, бросились к борту и замахали руками. Девушки высоко задирали ноги и улыбались, показывая блестящие зубы. Молодой, но уже с признаками ожирения человек в военной форме держал в руке микрофон и что-то пел. Потом он произнес короткое приветствие, и катер повернул к берегу. Девушки надели свои пальто. На этом церемония встречи закончилась.
Теперь мы хорошо видели дома, автомобили без маскировочной окраски, хлебный фургон, автобус с плакатом, призывающим подписываться на военный заем. Потом показались серые корпуса трех миноносцев.
Говард пожал мне руку. Я заметил, что еще рано прощаться, но он, улыбнувшись, сказал, что так будет надежнее.
Подали трап. Какой-то унтер-офицер зачитал очередность высадки на берег. Последним должен был покинуть корабль старший лейтенант Говард Дикс — кавалер ордена «Сильвер стар», раненный в Северной Африке и Арденнах. И он, и его шестьдесят чернокожих парней снова были дома…
Когда Урсула передала мне последнюю тетрадочку этой книги (бедняжке пришлось читать корректуру), она сказала, что для уроженца Праги мой немецкий язык не так уж плох.