Мы пожали друг другу руки. Я показал ему кровать. Мои вещи были разбросаны как попало. Это я старался придать комнате более обжитой вид.
Мужчина подошел к шкафу, за стеклом которого была фотография Праги.
— Прага, — сказал он. — Я был там проездом. Вы чех, да? Тогда мое имя вам явно ни о чем не говорит. — Дризен улыбнулся и стал доставать из вещевого мешка свои пожитки: зеленую пижаму, зеленое белье, три начатые пачки сигарет разного сорта. Из нагрудного кармана он вытащил расческу, зубную щетку и, наконец, аккуратно сложенный галстук серо-синего цвета. Солидный галстук, какие носил мой отец…
Мне показалось, что где-то я уже слышал эту фамилию.
— Не ломайте голову, — заметил Георг с любезной предупредительностью. — До сих пор я не встречал ни одного американца, которому бы мое имя о чем-нибудь говорило. У нас все по-другому. Может, вам знакомо другое имя — Лукаш Дризен?
Теперь я точно вспомнил, где слышал эту фамилию. В немецких передачах радио Москвы! Было это недели две назад.
Георг удовлетворенно улыбнулся:
— Мой брат. Вы первый, кому это имя о чем-то говорит.
— Где ваш брат сейчас? Он… в Советском Союзе?
Георг положил пижаму на свободную постель. Потом стал искать место, куда бы пристроить все остальное. Наконец он выбрал подоконник.
— Нет, — спокойно ответил Дризен. — К сожалению, нет. Одиннадцать лет он просидел в концлагере. Три недели назад он погиб в Заксенхаузен. Говорят, погиб при бомбежке. Но этому не верит ни один человек.
Мне необходимо было уйти — готовить передачу. Об этом, разумеется, я не мог сказать «гостю». Еду ему принесут в комнату…
Сменить меня пришел Вальтер Шель.
— Хорошо, что не оставляют меня одного, — сказал Дризен. — Мне не хотелось бы оставаться наедине со своими мыслями.
Я был восхищен тактом, с каким Георг воспринял нашу слежку.
После передачи я тихо вошел в комнату. Вальтер дремал в кресле. Теперь он мог идти спать. Не зажигая света, я лег в постель.
— Вас не побеспокоит, если я буду курить? — спросил из темноты Георг. — Я не открывал окно, чтобы ваш товарищ не заподозрил меня в попытке к бегству. Теперь же можно хорошо проветрить комнату.
Я не имел ничего против и достал из тумбочки свою трубку.
— Вы, наверное, устали от вашей службы, — начал Георг после паузы. — Когда вам надоест моя болтовня, скажите мне, не стесняясь. Уснуть я все равно не смогу… Для меня это был слишком решительный шаг… Теперь я по другую сторону фронта. До этого все мне казалось гораздо проще, а теперь… Теперь намного сложнее, чем я предполагал. Знаете, после тридцать третьего года я понял, что Лукаш был прав. Мы с ним расстались в девятнадцатом году. Наши пути разошлись…
Тишина. Мне даже показалось, что Георг уже спит. Но через несколько минут зашелестела бумага. Дризен зажег новую сигарету.
— С тридцать третьего года у меня в голове несколько прояснилось, — продолжал он. — Я понял, что Германия оккупирована врагом. Ведь нацисты — это наши враги. Если я против нацистов, это вовсе не значит, что я против Германии. Наоборот, я за нее. И теперь, когда Лукаш погиб, я не мог сидеть сложа руки. Так я и решил перейти к вам, чтобы помочь тем, кто хочет освободить нашу страну…
Пауза. В полумраке я видел широко открытые глаза Георга. Он глубоко вздохнул:
— Теоретически все очень хорошо.
— Вы жалеете? — осторожно спросил я.
— Нет, — ответил он твердо. — Нисколько. Я должен только привыкнуть. Это — шаг от теории к практике, как всегда говорил Лукаш.
Снова молчание.
— Вы знаете, — проговорил возбужденно Георг, — это великолепно! Десятки тысяч молодых людей откуда- то из Кентукки или Калифорнии прибыли сюда, чтобы освободить нашу страну от фашизма!…
«Бедный Георг, — подумал я. — Майор Шонесси хочет освободить Германию от фашизма? Или капитан второго ранга Мак Каллен? Или Коулмен? Или те, кто еще в Нормандии, а потом в Париже занимались спекуляцией? Или капитан Кейвина, который рвался первым попасть в Сент Ло, чтобы захватить там "сувениры"? Или два наших шофера, что вовсю развернули торговлю горючим в Спа? Или куклуксклановец Георг Вилкос из Бирмингема в Алабаме? Или…»
— Давай поспим немножко, — предложил я, хотя спать мне и не хотелось.
— Конечно, — быстро согласился Георг. — У вас завтра служба… Простите, но еще несколько слов. У меня это не выходит из головы. Молодые американцы пришли нам на помощь, а я, я до прошлой недели ничего не предпринимал. Вы понимаете мое состояние? Моя родина вот уже одиннадцать лет в цепях, а я ничего не делал. Кое- как перебивался, ел, пил, иногда высказывал свое мнение где-нибудь в кабачке или на работе… Лукаш недаром говорил, что я человек, которому ни до чего нет дела. Лукаш всю свою жизнь боролся против врагов отечества. И теперь, когда они убили его, я твердо решил встать на его место. Поэтому я здесь. Вы понимаете?…