Не совсем достойный поступок, правильнее было бы ее вернуть. Кстати, Вторая речка –
знаковое место. Ведь здесь в 1938 году умер от истощения Осип Мандельштам. Вот что я
распечатал с сайта, посвященного Мандельштаму, еще дома: «В конце 1929 г. в Приморье
организованы отделения Дальневосточного лагеря (Дальлага, позже - Владлага) и
транзитный лагерь «Вторая Речка» (Владивосток), откуда узники на пароходах
доставлялись на Колыму в Северо-Восточный лагерь. Заключенные Дальлага и Владлага
работали во Владивостоке на строительных и погрузочных работах, в Никольске-
Уссурийском и Спасске-Дальнем, добывали золото на острове Аскольд, уголь в Сучане и
4 Н.С. Гумилев. Собрание стихотворений.
Артеме, заготавливали лес в тайге и рыбу вдоль всего побережья Приморья. К 1937г.
численность заключенных здесь достигла 70 тыс. чел.»5
Я также не поленюсь переписать еще более неприятный и таинственный отрывок: «В
районе остановки Автовокзал (на Второй Речке) в 30-е года располагался лагерь –
пересыльный пункт для заключенных. А располагался этот лагерь практически на болоте.
И до сих пор упорно ходят рассказы о том, что при строительстве здания Автовокзала
постоянно натыкались на массовые захоронения трупов. Удивительно, но на этом ровном
месте практически никто не строит жилых зданий! Но зато там сделали автостоянку, базар
и построили Универсам. А неподалеку - Дом Молодежи (который, говорят, не так давно
горел)». В здешнем лагере и погибал от голода великий поэт серебряного века. Другая
версия причины его смерти –эпидемия тифа, бушевавшая в лагере.
Я положил подобранный багульник на ступенях автовокзала, стараясь не привлекать к
себе особого внимания. Я слышал, багульник часто оставляют на кладбищах вместе с
гвоздиками. Я ведь не знаю, где могила Мандельштама, да и никто этого не знает. А так –
плюс-минус сто метров – какая разница. Неудивительно, если под ступенями лежит прах
не Осипа Эмильевича, а другого заключенного… Или других заключенных. Во
множественном числе. В бесконечно множественном числе.
Что ж, буду дальше стараться попасть в центр Владивостока. Гулять сам по себе. Мы с
Мариной много говорили о грандиозной пользе одиночества для человека творческого и
тонко чувствующего. У меня есть много денег (еще бы, выгреб все, что нашел), и самый
важный набор необходимостей:
«О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода
И неживого небосвода
Всегда смеющийся хрусталь!»6
5 http://www.pseudology.org/Mandelshtam/Memuars/Monument.htm
6 О.Э.Мандельштам. Собрание стихотворений.
Глава 3.
«В» –Владивосток
«Владивосток (осн.1860) – город и порт на Дальнем Востоке России,
административный центр Приморского края, конечный пункт Транссибирской
магистрали. Расположен на побережье Японского моря на полуострове Муравьева-
Амурского.»
(источник: телефонный справочник)
…Соль на моих щеках, ветер в моих волосах, ультрамариновая болезнь разъела глаза
мои до самого дна, до сердцевины глазного яблока, и я наслаждаюсь каждым вздохом,
каждым перемещением взгляда, каждым шагом наверх и вниз, по бесчисленным
лестницам, подъемам и спускам этого города. Панорамный обзор бухты Золотой Рог со
стороны сопки Орлиное Гнездо – это что-то. Я никогда в жизни не видел подобной
красоты. С огромной высоты ты смотришь на море, окруженное городом, или же,
наоборот, на город, который окружает море – оно действительно видно чуть ли не с
любой точки.
Еще немного, и можно расправлять крылья (или жабры – от тропической влажности у
них есть все шансы появиться на шее), отрываться от гористой, угловатой земли, от
крутых асфальтовых виражей, извилистых улиц, и лететь вперед, наверх, в разные
стороны, потому что здесь во все стороны простирается океан. Не теплая курортная
бирюза, припорошенная белым песочком, а настоящий океан, дикий и необузданный,
густой, йодистый и кальциевый, выплевывающий завитушки водорослей, которые
прибрежный ветер собирает в клубки наподобие перекати-поля.
Военные корабли, гордые, вечно настороже, чей угрюмый лик обращен к далеким
берегам, могущим в иной момент стать вражескими, оберегают наши земли на Востоке.
На Востоке и солнце встает – поднимается из океанских пучин раскаленной пятирублевой
монетой, золотым медальоном, огненным шаром. Владей Востоком! Пушечный выстрел
каждый полдень, строго по расписанию. Суда, военные и торговые, большие и не очень,
самые разные суда, стоящие на рейде… С 1953 по 1991 год Владивосток был закрытым
городом, жить в нем и посещать его разрешалось только гражданам СССР.
По-китайски Владивосток называется с незапамятных времен «Хайшеньвэй», что
переводится как «город у мыса Трепанга» или «залив Трепанга», ибо издревле бытует
легенда о приносящем счастье голубом трепанге, обитающем в этих водах (в просторечье
трепанга иногда именуют «морским огурцом»). У японцев лиризма оказалось меньше – в
период Мэйдзи (1868 –1912 гг.) они окрестили уже существовавший тогда Владивосток
«Урадзио», то есть «соляная бухта».
Я остановился в гостинице неподалеку от Спортивной набережной, из окна моего
номера открывается шикарный вид на Амурский Залив. Девяносто процентов постояльцев
– китайцы, японцы и корейцы. Отдельное удобство – почти на каждом этаже стоит
комната с микроволновой печью и большим термосом: в целях экономии можно иногда и
не трапезничать в ресторане. Когда я спустился туда заварить стакан сублимированной
лапши, какой-то японец сказал мне «Коннитива», на что я учтиво кивнул. Языковой
барьер, который в случае со мной становится барьером в буквальном смысле, ибо рот мой
за всю жизнь не произнес ни звука, не позволил мне завести знакомства с азиатами.
Вместо этого я подружился с барменом по имени Сергей. Он примерно моего возраста,
работает посменно в баре на первом этаже, где на стойке стоит фарфоровый белый кот,
зажмурившийся и сжимающий лапкой муляж бутылки «Asahi». Серега называет его
«рекламным пивным котиком». Мое общение с барменом началось, как и следовало
ожидать, с листа бумаги, на котором я написал «джин со льдом», и плавно перетекло в его
рассказ о последних новостях в городе у мыса Трепанга. Он поведал мне о некоем
Зеленом Угле, где можно приобрести подержанную родную японскую иномарку.
Например, его подружка недавно купила себе Toyota Cresta. Я крайне воодушевился.
Забыл сказать, что здесь практически у всех японские машины с правым рулем. И боль-
шинство из них – белого цвета. Мне показалось очень гармоничным это сочетание
сверкающих белых автомобилей, морской и небесной синевы вкупе с крепко сбитыми
белоснежными облаками. Гуляя по Океанскому проспекту понимаешь, что пробка на
дороге движется лишь в двух направлениях: в море или в небо. Что ж, оба направления
мне одинаково симпатичны, значит, это мой город. И я не должен терять время, а как
можно скорее обзавестись собственным транспортом (давнишняя мечта наконец-то
приобретает реальные очертания). А как услаждают слух названия возможных вариантов:
Тойота… Мицубиси… Сузуки… Хонда… Мазда… Надо заняться этим буквально на днях.
Из неприятного: приключения моих эдаких-разэдаких стираных предметов гардероба
не закончились. Они продолжаются, но, увы, уже без моего участия. Потому что я