В пользу Ван Ритена говорили здравый смысл и холодная логика, его верные спутники по жизни. Этчем сидел перед ним с извиняющимся и почтительным видом, будто ученик перед школьным директором. Ван Ритен сказал:
— Я отправился за пигмеями, рискуя собственной жизнью. И я продолжу поиски.
— Тогда, возможно, вас заинтересует это, — тихо промолвил Этчем.
Он достал из бокового кармана куртки два предмета и протянул их Ван Ритену. Оба были круглыми, больше крупных слив, но поменьше мелких персиков, и полностью могли уместиться в руке. Предметы были черными, и я сначала не разглядел, что это такое.
— Пигмеи! — воскликнул Ван Ритен. — Воистину, пигмеи! Да в них, кажется, не больше двух футов роста! Вы утверждаете, что это головы взрослых?
— Я ничего не утверждаю, — спокойно ответил Этчем. — Можете сами посмотреть.
Ван Ритен передал мне одну из голов. Солнце уже садилось, и я пристальнее вгляделся в голову. Она была высушенной и прекрасно сохранилась, плоть казалась твердой, точно аргентинское вяленое мясо. Там, где мышцы отсутствующей шеи сжались в складки, торчал спиленный фрагмент позвоночного столба. Маленькая челюсть заострялась на подбородке, выдающемся вперед, меж оттянутых губ — ровные, миниатюрные белые зубы. Нос пигмея отличался сплюснутостью, недоразвитый лоб был покатым. На карликовый череп налипли редкие, безжизненно-сухие волосенки.
— Откуда эти образцы? — спросил Ван Ритен.
— Я не знаю, — честно ответил Этчем. — Нашел их среди вещей Стоуна, пока искал лекарства, наркотики или хоть что-нибудь, что могло бы помочь ему. Я не знаю, где он их взял. Но клянусь: у него их не было, когда мы вошли в этот район.
— Вы уверены? — Большие глаза Ван Ритена смотрели на Этчема в упор.
— Всецело, — молвил Этчем.
— Но как они попали к нему без вашего ведома? — засомневался Ван Ритен.
— Иногда мы по десять дней находились порознь во время охоты. Стоун неразговорчив. Он не отчитывался передо мной о своих делах, а Хамед-Бургаш следит крепко и за своим языком, и за своими людьми.
— Вы изучили эти головы?
— Вдоль и поперек, — заверил Этчем.
Ван Ритен вытащил свой блокнот. Мой компаньон отличался методичностью. Он вырвал листок, сложил его и порвал на три одинаковые части. Одну он дал мне, вторую — Этчему.
— Просто для проверки своих впечатлений, — сказал Ван Ритен. — Хочу, чтобы каждый отдельно написал, что ему напоминают эти головы. Затем сравним результаты.
Я протянул Этчему карандаш, и он написал. Затем записал я.
— Прочти все три, — сказал мне Ван Ритен, протягивая свой клочок.
У Ван Ритена: «Старый знахарь балунда».
У Этчема: «Старик-шаман мангбатту».
И наконец, у меня: «Старый заклинатель Катонго».
— Вот! — воскликнул Ван Ритен. — Взгляните! Эти головы не напоминают ни вагаби, ни батва, ни вамбуту, ни ваботу. Да и пигмеев тоже.
— Я подумал так же, — заметил Этчем.
— И вы говорите, у него их раньше не было?
— Уверен, что нет.
— Вопрос нужно изучить, — сказал Ван Ритен. — Я пойду с вами. И сначала сделаю все возможное, чтобы спасти Стоуна.
Ван Ритен протянул свою руку, и Этчем молча пожал ее. Он был весьма благодарен.
Ничто, кроме горячечного волнения, не помогло бы Этчему добраться до нас за пять дней. Со знанием дороги ему понадобилось восемь дней на обратный путь с нашей группой, спешившей на помощь. Мы бы не уложились в неделю, и Этчем подгонял нас, подавляя сильнейшую тревогу; не пылкий долг перед командиром, но сущая рьяная преданность, пламенное преклонение перед Стоуном горели в нем, скрываясь за сухой заурядной внешностью, и даже вопреки ей — проявлялись.
Мы обнаружили, что о Стоуне хорошо заботились. Этчем проследил, чтобы вокруг лагеря построили высокую колючую изгородь. Хижины здесь были сделаны добротно и крыты соломой, а жилище Стоуна — хорошо настолько, насколько позволяли ресурсы. Хамеда-Бургаша не зря поименовали в честь двух сеидов: в нем чувствовались задатки настоящего султана. Он сплотил мангбатту — ни один из них не сбежал — и поддерживал в них дисциплину. Кроме того, он оказался преданным слугой и искусно заботился о Стоуне.