А на самом деле они оказались добрыми и миролюбивыми животными. И мы дружно прожили с ними немало времени. Правда, были и у наших верблюдов некоторые странности... Сложнее всего было запрягать их. Впрочем, один, постарше и посерьёзнее, видавший виды верблюд подчинялся без сопротивления. Спокойно поглядывал он с высоты вокруг, пока наш ездовой Денисенко, маленький и ловкий, прыгал возле него, приспосабливая какие-то замысловатые кольца, ремни, дышла... Зато другой, огромной, белый, по-верблюжьи, наверно, очень красивый, попросту издевался над ездовым. Сперва он долго бегал по песку трёхметровыми шагами, с невероятной для своей нескладной фигуры лёгкостью, озорно увёртываясь от всепотевшего Денисенко, которой пытался схватить его за верёвку, что всегда болталась на шее нашего верблюда. Потом, когда Денисенко, не без помощи повара и всех, кто бывал свободен в это время в роте, удавалось наконец заложить в пару cвoeгo непривычного коня и двинуться куда следует, с этого момента наш красавец поднимал дикий, душераздиравщий крик, похожий одновременно на гудок парохода и сирену пожарной машины. Крик прекращался, только когда останавливалась повозка, и мгновенно возобновлялся, лишь бричка двигалась с места. За эту удивительную музыку прозвали егo солдаты в шутку «астраханским соловьём».
Два месяца простояли мы в песках. Знойное лето сменилось сухой жаркой осенью. С Каспийского моря дули ветры, но ни облачка не появилось в раскалённом небе. Капли дождя не упало на наши окопы. И дороже всякой машины были всё это время нам славные верблюды. Не будь их, насиделись бы мы и без хлеба, и без курева... То, что для лошадей в этих местах было тяжёлым трудом, явилось пустяком для тягачей системы В-2, как смеясь называли их в роте. Под громкие крики "соловья" тащили они тяжело гружённую бричку по дорогам, которые порой было трудно и заметить в песках.
И как в друге, которого полюбил, всё становится хорошим и милым, каким бы неладным он не казался сперва, так и мы находили теперь походку наших верблюдов гордой, взгляд воинственным, а трубные звуки «соловья» победными. Ещё порой далеко едет наш старшина, а в окопах прислушиваются солдаты и говорят:
— Соловей песню поёт, табак едет.
И действительно, вскоре появлялся на склоне вдали причудливый силуэт брички с верблюдами. Особенно заметно это было к вечеру, со стороны заходящего солнца.
А то бывало лежит этакая живая гopa, отдыхает, поджав под себя длинные ноги, будто их и нет. Жуёт что-то там, давно-давно съеденное, а только пройдёт кто мимо, обязательно поднимет голову и проводит его долгим внимательным взглядом. Ещё смешно было смотреть, как они забавно встают: сперва вытянут задние ноги, потом стремительно прыгают... и уже стоят, сверху поглядывают... Была у верблюдов одна странность: не умели они спускаться с гор, осторожно тормозя, как это делают лошади. Нет, эти неслись во весь опор, будто надеялись убежать от настигающей их брички. В таких случаях старшина обязательно слезал перед спуском, а отчаянный Денисенко получше усаживался, произносил по-украински: «Ну, було не було!» — крепко хватался за борта брички, с грохотом летел вниз стремглав за верблюдами — прямо номер в цирке!
Солдаты, бывало, смотрят издали, как Денисенко благополучно достигнет равнины, смеются и фантазируют :
— Вот бы их не две, а штук сто, да каждому на горб по пулемёту, да с этаким воем, как наш соловей, — на врагов. . . Фашисты, наверно, от удивления и страха драпанули бы — не догнать. . .
Никто тогда не знал, что вскоре нам предстоит расстаться с одним из наших любимцев. А случилось это так.
Однажды, было это в конце октября, незадолго до начала большого наступления, поехал я в штаб. Путь лежал через холмы и горы по пескам. Легко, под привычные трели неисправимого «соловья», порядком подкидывая из стороны в сторону не слишком удобную для пассажирской езды бричку, протащили меня наши «В-2» весь этот унылый путь. Я получил от командира приказ, и вскоре мы возвращались. Мы рассчитывали с Денисенко прибыть домой: домом на войне всегда считают свою часть. Так вот, мы надеялись попасть домой ещё засветло, но на половине обратного• пути, на стыке двух дорог, если вообще можно назвать дорогой следы колёс в песке, увидели уже хорошо знакомую нам картину.
Две взмыленные, когда-то хорошие артиллерийские лошади под крики солдат, выбиваясь из последних сил, пытались сдвинуть с места противотанковую пушку. А рядом, тут же, стоял совсем молоденький лейтенант, в новенькой фуражке, тяжело вздыхал и беспомощно хмурил брови.