Антон остановился перед ним, молитвенно сложив руки. Без перчаток руки мерзли, однако как говорил ныне покойный носильщик из инквизиции: "в тепле - какой же это подвиг веры?" Антон шепотом прочел молитву, заставив себя не частить, и одновременно поглядывая по сторонам. Никто не обращал на него внимания. Мимо прошел служитель. Он бросил быстрый взгляд на Антона, видать, признав в нем новичка, но тотчас отвернулся. Мешать молящемуся - грех.
Закончив молитву, Антон обошел статую слева и всё с тем же уверенным видом направился к боковой двери. Стражник на балконе проводил его равнодушным взглядом. Антон вошел внутрь и сразу оказался в полутемной галерее. В зале справа стояли прихожане. Дюжины две, никак не меньше. На первый взгляд, на разбойников они походили мало. Антон зашагал по галерее, непроизвольно то и дело кося взглядом в зал. Люди молились.
У обитой железом двери в конце галереи никого не наблюдалось. Антон оглянулся через плечо. Позади него в галерее тоже было пусто. Самое время нанести ведущему Павлу визит. Если он, как и в прошлый раз, работал в комнате один, у Антона были неплохие шансы потребовать объяснений.
Антон надеялся, что он там один. Двое в такой клетушке нормально бы не разместились. Антон даже заранее заготовил первую фразу: "мне все известно, ведущий". Ее следовало произнести строго и холодно. После этого можно было задавать вопросы. К тому времени, когда ведущий Павел по количеству вопросов понял бы, что Антону известно далеко не всё, он уже рассчитывал выяснить хотя бы суть дела.
В приключенческих романах этот трюк часто срабатывал. По крайней мере, в тех романах, где главный злодей вступал с героем в переговоры. Иногда этот злодей попросту пытался улизнуть, однако в большинстве текстов он предпочитал решить дело драматическим поединком. В поединке героя, увы, столь же часто поначалу сильно били, но в конце он собирался с духом и одерживал победу.
Антон остановился перед дверью и сразу собрался с духом.
- Благослови, Мамона! - прошептал он и взялся за ручку.
Дверь оказалась не заперта. Внутри никого не было. Антон прошмыгнул внутрь и прикрыл за собой дверь.
Комната практически не изменилась со времени его прошлого визита. Всё тот же ворох бумаг на столе и куча шаров в приемном лотке пневмопочты. Разве что учетной книги нигде не было видно. Зато взгляд сразу зацепился за конверт на углу стола. Тот был коричневого цвета с желтыми разводами.
- Да чтоб меня… - прошептал Антон, благоразумно оборвав фразу.
Мало ли Мамона все еще прислушивался к своему верному адепту. Пальцы Антона схватили конверт еще до того, как он осознал, что вообще делает. Пара бумажек со стола плавно спланировала на пол. Антон не обратил на них внимания. Конверт выглядел как тот самый - без адреса. Половинки сломанной печати все еще висели на конверте. Если их сложить вместе, можно было увидеть эмблему храма. Судя по весу конверт не пустовал.
Внутри лежала тоненькая пачка бумажных листов. Тринадцать из них оказались именными акциями "горного предприятия Каверна". Каждая из них была выписана на имя Антона и заверена храмовой печатью. Напротив номера акции стояла подпись ведущего Александра, который внес запись о них в учетную книгу, и дата покупки. Время не указывалось, поэтому и оспорить покупку в суде шансов не было. Антон торопливо спрятал акции в поясную сумку.
Еще три листа дорогой белой бумаги были исписаны синими чернилами. Вообще, человечество уже век как перешло на карандаши. Они были проще и дешевле. Чернила же остались уделом исключительно тех немногих, у кого было время на чистописание. Иерарх, кстати, писал очень чисто и красиво, выводя каждую буковку словно миниатюрный узор. Заглавные так и вовсе были произведением искусства.
Письмо действительно начиналось обращением к ведущему Марку со словами: "привет тебе, мой старый и добрый друг". На этом месте Антон строго себя одернул. Он уже убедился, что письмо адресовалось именно к ведущему Марку, и читать дальше было как минимум невежливо. Конечно, письмо в любом случае было вскрыто и адресат мог подумать всякое, однако хотя бы перед самим собой и перед Мамоной Антон был чист. Да и жрец - настоящий жрец, привыкший работать с прихожанами - должен был почувствовать правду, если бы у Антона была возможность объясниться.