Девушка дает мне все существующие бумаги, кардиограммы, анализы. Я бегло оцениваю все свежим взглядом и осознаю, что дела действительно плохи.
- Андрей Дмитриевич… У нее последняя стадия опухоли мозга, неоперабельна…
- Вижу… - Хмуро подытожил я. Мне нечего было добавить. Девочке по всем результатам оставалось жить чуть меньше года… Возможно сроки и того короче…
- Что будем делать? – тихо спрашивает коллега.
Я вскидываю на нее взгляд.
- Почему ты решила, что я стану делать что-то не по правилам?
Анна усмехнулась.
- Приставить охрану, назначить усиленный контроль, забрать возможность связаться с близкими, не спрашивать у нее, кто она такая и назначить все возможные анализы и проверки… - Она кивнула своим словам, будто подтвердив. Затем продолжила. – Ни за что не поверю, что Вы так просто опустите руки… Для Вас это, по всей видимости, не просто пациентка. И я не буду спрашивать, где познакомились и тому подобные банальные вопросы…
- И не стоит… - Раздраженно бросил я. Здесь моя медицина бессильна, каким бы высококвалифицированным врачом я не был.
Опухоль не диагностировалась многие месяцы. Третьякова просто забила на докторов, зациклившись лишь на своем любимом папочке. Готов поставить половину своего состояния, что на все симптомы закрывает глаза по сей день. Как бы ей не было больно, она упорно молчит…
- Тогда делаем, как положено? Оповещаем, даем направления, выписываем после восстановления?
Я молча кивнул, уперев глаза в одну точку. Взгляд зацепился за изящную статуэтку в виде пловца с человеческим сердцем в руке. Такую детализированную вещь мне подарили еще года три назад, когда моя клиника набирала обороты.
Это внезапно навело меня на одну мысль, после которой я ринулся в ее палату.
- Аня. – Догнал коллегу. – Есть один метод, благодаря которому она сможет излечиться. Метод очень сложный, но рискнуть стоит.
- Я поняла, о чем вы. Нам нужно согласие Лизы немедленно. – Сказала девушка негромко, словно произнесла мысли вслух.
Я задержал ее, взяв за локоть. Прекрасно понимал, что девчонка откажется. А у меня внезапно появился стимул – спасти жизнь за информацию, пусть даже маленькую.
Фыркнул себе под нос. Может, просто я не хочу, чтобы она умирала. Как бы странно и глупо это ни звучало, но я легкомысленно оправдаю ее любовь к отцу и отодвину ее фигуру в сторону, пока она не налетела на острый клинок жестокой судьбы.
- Она не должна знать… - Коротко сказал я, отчего у Ани глаза сверкнули недобрым блеском.
- …То есть?
- Она не даст согласия.
- Тогда она может умереть, так и не узнав отчего… Если операция пройдет не очень…
Я поспешил успокоить:
- Я сам, лично поговорю с ней. Так будет лучше. Но мне нужно, чтобы ты нарушила несколько правил.
После недолгого объяснения я подозвал нескольких санитаров и под тяжелый взгляд Ани мы двинулись в палату Лизы. Коллега убрала капельницу, ввела среднюю дозу Морфина и кивнула мне, когда девушка начинала засыпать.
- Отлично. Теперь дело за малым. Не нужно на меня так смотреть. Я делаю это для ее же блага. – Аня только закатила глаза и быстро вышла из помещения. Я тихо выругался, указав на носилки санитарам. – Вперед, господа. Нужно перевезти ее в операционную, подготовить…
Они также думали каждый о своем, но сказать или как-то косо посмотреть не смели, поэтому молча повезли девушку…
После обработки рук, до локтей промыв кожу, надел стерильный халат, который зафиксировал на спине, маска, перчатки, очки.
Передо мной вновь, спустя несколько дней, лежала Лиза с трубкой во рту. Глаза закрыты, ресницы слегка подрагивали. Сейчас я впервые заметил, какие они длинные и изогнутые, будто совсем недавно сделано наращивание. Выглядело чересчур идеально для девушки которая почти не ела и не смотрелась в зеркало три дня.
Кожа лица совсем бледная с мешками под глазами. Она может сколько угодно говорить, что здорова, и рваться на свободу, однако, ее внешний вид говорит сам за себя.
Едва я коснулся ее пальцев на руке, меня обдало холодом, словно дотронулся кубика льда. В эту же секунду опомнился и понял, что уже минуты две стою возле стола и наблюдаю за спящей девочкой…