Так кто был снаружи?
Он внимательно следил за открытой входной дверью, готовый выстрелить во все, что движется. Келли снова появилась на лестнице и поспешно спустилась вниз, держа небольшую дорожную сумку. Как любой хороший актив, он был готов к чрезвычайной ситуации. Прямо как он сам со своим рюкзаком.
«Деньги, паспорт, запасные журналы», — прошептала Келли. «Некоторые другие вещи нам тоже понадобятся».
«Куда мы идем?»
«Чтобы прикончить помощника дурака».
Кассиопея поняла, что Коттон остается уязвимым. Она слышала больше выстрелов, особенно двух одиночных выстрелов. Затем она услышала голос, который не был приказом Коттона бросить пистолет. Она использовала этот момент, чтобы обернуться вокруг дома и последовать за линией изгороди к тому месту, где стояли две тени, одна смотрела в ее сторону, а другая — спиной к ней. Она стояла низко и шла своим оружием, делая шаги легкими. Освежающий ветерок, который помогал замаскировать ее приближение, заставил задрожать конечности над головой в знак протеста.
«На кого ты работаешь?» — сказал голос.
«Я мог бы спросить тебя о том же».
Хлопок отвечает.
Тон громче, что означало, что он был лицом к ней.
«Ты понимаешь, — сказал Коттон, — что, вероятно, ты здесь совсем один».
«Как и ты.»
«Тогда давайте выясним, почему мы оба здесь. Каждый из нас может чему-то научиться».
Коттон наверняка мог ее видеть, поэтому он тянул время. Хороший. Так держать. Еще несколько метров.
«Зорин находится в этом доме», — сказал Коттон.
«Он не пойдет далеко».
Малоун мог видеть Кассиопею, когда она медленно приближалась к мужчине, стоявшему в десяти футах от него. Он изо всех сил пытался выиграть ее время.
«Я знаю, почему вы, ребята, гонитесь за Зорином», — сказал он. «И если я знаю, угадайте, кто еще знает? Люди в Вашингтоне — повсюду».
«Когда Зорин умрет, не имеет значения, что ты знаешь».
Вдруг загудел автомобильный двигатель.
Звук возник в дальнем конце дома Келли.
Затем пара фар нашла улицу и умчалась прочь. Тень с винтовкой повернулась налево и послала поток пуль в направлении машины, рассеивая огонь, несомненно, надеясь на какой-нибудь удар.
Кассиопея прицелила пистолет и застрелила человека, стреляя в убегающую машину, повалив его на землю.
Стрельба прекратилась.
Вернулась тишина.
«Я надеялся, что ты все еще дышишь», — сказал Коттон.
Она опустила пистолет. «Я думал, ты должен следить за моей спиной».
Он побежал к их припаркованному автомобилю. «Какой бы приятной это ни была перспектива, нам нужно преследовать эту машину. Я предполагаю, что Зорин и Келли внутри него.
И она согласилась.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Стефани сидела с Дэнни Дэниелсом в одиночестве в Овальном кабинете. Осин ушел с обещанием, что их разговора никогда не было. Эдвин Дэвис удалился в свой офис, а Люк отправился в свою квартиру, чтобы немного поспать. Прошла полночь, а это означало, что у Дэнни был последний полный день на посту президента Соединенных Штатов.
«Это почти готово», — сказала она ему.
Он покачивался в кресле, тихий и нехарактерно угрюмый. «Я не хочу идти».
Она улыбнулась. «Кто делает?»
«Многие люди зашли так далеко и не знали, что, черт возьми, они делают. Поэтому они очень хотели, чтобы это закончилось. Работа мне понравилась».
«Вы были хорошим президентом. История будет доброй».
И она имела в виду это.
«Каково быть безработным?» он сказал. «Я скоро к тебе присоединюсь».
«Не такой, как я себе представлял».
«Я тоже, но ты знаешь, я не мог вмешиваться. Кроме того, что было бы хорошего в этом? Заготовки нет. Эти дураки думают, что знают больше, чем ты, я и все остальные. Помните, Фокс был губернатором.
Она уловила сарказм. Новый президент приехал прямо из особняка губернатора с некоторым административным опытом, но практически без каких-либо международных связей. Он проводил кампанию на платформе полуизоляционизма, чувствуя, что страна устала следить за миром. Он победил с твердым большинством голосов избирателей и еще большим перевесом в коллегии выборщиков, что заставило ее задуматься, действительно ли общественное мнение изменилось. Думать, что Америка может существовать независимо от того, что происходит вокруг земного шара, независимо от того, как далеко или насколько далекие вещи могут казаться, граничило с идиотизмом.
Те дни прошли.