Это я сумею.
Оставляю волосы свободно виться. Подбираю валяющуюся в углу сумку и просматриваю ее содержимое. Мой телефон опять черного цвета, а в кошельке я нахожу ученический билет.
Лара Крейн.
Зажмурившись, произношу благодарственную молитву. Спешу на кухню, чтобы позавтракать с папой. Мы лишь вдвоем, и я наслаждаюсь его горелыми тостами, яичницей и соком. Мой любимец сидит под столом у меня в ногах, и я скармливаю ему кусочки бекона. Он счастлив, как и я. Почесывая голову Искры, улыбаюсь папе. Из соседней комнаты доносится скрип, и папа встает из-за стола.
— О, она наконец-то встала.
Когда он возвращается в кухню, я оборачиваюсь и вижу маму во фланелевой пижаме. Она потирает свой живот. Он огромный. Мама беременна. Я таращусь на нее во все глаза.
— Мамочка, — шепчу я и бросаюсь к ней.
Она крепко обнимает меня.
— Доброе утро, принцесса. А мы наконец-то придумали, как ее назвать. Нас озарило ночью.
— Молли? — скептически предполагаю я.
У мамы на губах расцветает ангельская улыбка.
— Молли. — Она целует меня в лоб, и я кладу руку на ее живот, в котором толкается моя маленькая сестричка. — Посиди со мной, пока я буду завтракать, ладно?
Мама опускается на стул и кладет руки на живот.
— Куда ты сегодня собираешься?
— В школу, — отвечаю я, надеясь, что это правильный ответ.
Папа возвращается с тарелкой, наполненной яичницей и тостами для мамы.
— Спасибо, — широко улыбается она и ласково проводит ладонью по его щеке. — Ты слишком хорош для меня, Джон.
Папа целует ее так, словно любит больше жизни.
— Кто бы мог подумать, что мы в таком возрасте будем готовы снова стать родителями!
Мама сияет.
— Всегда хотела быть мамочкой-домохозяйкой для Лары, но у меня не было возможности. А теперь есть.
— Ты не работаешь?
Мама выглядит задетой.
— Я работаю… здесь. Нелегко, знаешь ли, растить в себе новое человеческое существо и поспевать за тобой и всеми твоими занятиями. — Она кусает тост.
— Прости, я не имела в виду ничего такого.
Она улыбается.
— Ступай умойся перед школой. Твой друг скоро будет здесь.
Я чуть не забыла почистить зубы. Торопливо иду в ванную, включаю свет и нахожу свою зубную щетку. Какая-то деталь в собственном отражении меня смущает. Откидываю назад волосы и вижу еле заметный след на шее, куда мне всадили заряд шокера. Но это же было в другой временной линии. Он должен был исчезнуть, как и рана от пули, когда меня подстрелили в переулке, так?
Что происходит?
Почистив зубы, кладу щетку и пасту обратно в шкафчик. Закрывая дверцу, цепляюсь пальцем за острый угол. Кривлюсь от боли, на кончике пальца проступает капелька крови. Чувствую, как поднимается давление, и комната плывет перед глазами, наполняясь туманом.
Неожиданно я оказываюсь не в ванной, а в большой стерильной комнате, и я привязана к каталке. Пикают какие-то аппараты, и я задыхаюсь, часто дыша и чувствуя, как лихорадочно бьется сердце. Тугие ремни стягивают запястья и предплечья. В дюжине разных мест торчат иголки. Глаза сухие, словно высохшая кожура винограда, так что я даже моргать не могу. У меня получается лишь слегка потянуться, выгнув спину.
Кругом в панике носятся какие-то люди.
— Она очнулась! Очнулась!
Я изгибаюсь дугой.
— Отпустите меня! Помогите!
Надо мной склоняется Рекс. Он нежно убирает волосы с моего лица.
— Успокойся, Лара. Успокойся, — ласково и успокаивающе говорит он, отчего я вся покрываюсь мурашками. — Твой дядя Рекс здесь. Обещаю, он о тебе хорошо позаботится. — Он поднимает голову и зло рычит: — Сделайте ей еще инъекцию.
— Кажется, она сопротивляется…
— А мне плевать. Тогда удвойте дозу. Утройте. Мне нужен результат. Любой ценой.
Мне что-то колют, и через мгновение я уже потираю лоб. Открыв глаза, обнаруживаю, что сижу в машине с Риком. Кручу головой, не понимая, как здесь очутилась и куда мы едем. Но я с Риком, а это все, чего мне хотелось. Так почему же мне так страшно? И почему я так расстроена?
Рик заезжает на школьную парковку, тормозит и поворачивается ко мне. Он играет с моими кудрями — такое приятное чувство. Рик тянется ко мне, собираясь поцеловать, и я закрываю глаза. Наши губы встречаются, и все в этом поцелуе идеально. Я так скучала по Рику, но в голове вспыхивают воспоминания о Доноване. Грудь стискивает чувство вины, и когда уже кажется, что у меня есть все, что нужно, я отстраняюсь.
— Лара, что с тобой? Ты странно себя ведешь с того самого момента, как села в машину.
Сомневаюсь, что я вообще когда-нибудь смогу вести себя как раньше, если только они не сотрут мне память и я не забуду все, что видела и сделала за последние несколько дней.
— Извини, просто голова болит. И маме… скоро рожать. Дома столько всего происходит. Но я рада, что ты здесь, — улыбаюсь я ему.
Когда Рик улыбается мне в ответ, я понимаю, что он купился. Чтобы окончательно его убедить, наклоняюсь и снова его целую, игнорируя угрызения совести. У меня такое чувство, будто я доедаю последнее печенье, которое кто-то другой приберег для себя.
У меня был Рик, был Донован, а теперь снова есть Рик. Как бы глупо это ни звучало, я жалею Лару, которая потеряла Донована, так, словно она абсолютно другой человек. Она совершенно не походила на меня, но теперь у меня есть все ее воспоминания. Она была и в то же время не была мной. Найти в этом хоть какой-то смысл и попытаться дать всему рациональное объяснение сложно, поэтому я просто решаю больше об этом не думать.
— Проводишь меня до шкафчика?
Рик кивает. Мы выходим из машины, и он кладет руку мне на плечо. Кажется, именно так все и должно быть.
Как только мы заходим в школу, из ниоткуда возникает Кристина, широко улыбаясь и приплясывая на месте. Она, кажется, совершенно не меняется, в какой бы временной линии мы ни находились.
— Приветики! Я уж думала, вы опять прогуляете английский.
— Не прогуляем.
Направляюсь к своему шкафчику, сомневаясь, вспомню ли я комбинацию на замке, но как только начинаю поворачивать механизм, цифры сами всплывают в голове. Из шкафчика выпадают учебники, и я наклоняюсь за ними.
— Давай помогу, — предлагает Рик и протягивает мне несколько книг.
На полу остается голубой листок бумаги, и Рик поднимает и раскрывает его.
Этот цвет кажется знакомым, и у меня замирает сердце.
— Что это значит? — Рик протягивает мне листок.
Мгновенно узнаю почерк. Неудивительно. Он ведь мой.
«Ничего еще не закончено».
Я так мечтаю, чтобы все закончилось. Не хочу больше скакать по времени туда-сюда. Если спасения мамы, папы и Молли недостаточно, чтобы сделать меня счастливой, что же тогда мне нужно?
— Так что это значит? — снова интересуется Рик.
Пожимаю плечами.
— Кто его знает. Наверное, кто-то из ребят подбросил.
Скомкав бумажку, забрасываю ее обратно в шкафчик и захлопываю дверцу.
***
На уроке все ведут себя так, будто мне здесь самое место, но я чувствую себя не в своей тарелке. Механически вытаскиваю из рюкзака учебники, нахожу карандаш, но как только мне кажется, что я успокоилась, в класс заходит Донован.
Грудь стискивает от боли. Он выглядит невозмутимым и одет с лоском. Когда-то я ненавидела в нем все — от черных солнцезащитных очков до высокомерного пижонства, но теперь, когда я подмечаю все эти мелочи, мне хочется рвануть к нему навстречу.
Дон садится в ряду напротив, кладет на стол тетрадь и снимает очки. Он смотрит на меня, заглядывая прямо в душу.
— У тебя нет лишней ручки?
— У меня? — Я запинаюсь. — Н-нет, прости.
Он издает стон и, закинув руку на спинку стула, подмигивает девушке в соседнем ряду. Этот Донован — игрок на публику, плейбой-одиннадцатиклассник. Я же скучаю по серьезному, ласковому и заботливому парню, которого я знала.