Её голос срывается и восстанавливается нескоро:
– Если бы не телефонный звонок, который я могла бы пропустить, не услышать, потому что тот мой день, именно тот, а не какой–нибудь другой, был настоящей суматохой, потому что человек, набравший цифры моего номера, серьёзно сомневался в верности своего шага, а значит, мог бы и не позвонить, и я уже не говорю о том, что мне элементарно могли бы не открыть визу… так вот, если бы в этой хрупкой цепи разорвалось хотя бы одно звено, я бы получала свои цветы по сей день.
Она разворачивается и смотрит в мои глаза своим красивым, но настолько тяжёлым, неженским взглядом, что у меня холодеет всё внутри.
– Вы же сказали, что он бы умер…
– Да, он совершенно точно умер бы, но я бы каждый год, включая нынешний и многие последующие, получала бы его цветы.
– Как?
– Примерно час назад я узнала, что он не заказывал те букеты ежегодно, а выкупил на несколько десятков лет вперёд. Их приносили, потому что он однажды, только лишь однажды позаботился о доставке одного и того же букета. Это была бы самая жуткая, самая страшная вещь из всего, что мне довелось пережить.
– Почему? – совершенно искренне недоумеваю. – По–моему, довольно романтично…
Ane Brun – Big in Japan
В её взгляде мгновенно появляется какое–то уставшее разочарование. Я даже успеваю подумать, что она отвернётся и больше не скажет ни слова, обидевшись то ли на мою глупость, то ли на неспособность понять её «боль». А я действительно неспособна. Случись с ней то, что произошло со мной… и Каем, все эти романтически надуманные страдания мгновенно сдуло бы из списка её забот.
Но я ошиблась, она решила всё же закончить начатое, хоть и поняла, что я не тот, кто способен ей искренне посочувствовать:
– Представьте, что вы любите человека… мужчину. Любите по–настоящему. Эта любовь, как дерево, проросла корнями в вашу плоть и не только в неё – она проникла в душу так глубоко, что умирая, вы неизбежно заберёте её с собой, и там, куда бы ни было вам суждено попасть, вашей единственной целью будет бесконечный, безутешный поиск того невесомого сияния, которым и была его душа. Вот так, любя и пряча, вы проживаете дни своей обычной жизни: работаете, растите детей, проводите время с друзьями и родственниками, и даже испытываете нечто очень похожее на любовь к мужчине, с которым живёте, которому рожаете детей, но каждую секунду помните ЕГО. Годы проходят, годы. Очень много лет. Вы смиренно отсчитываете каждый и ждёте День своего Рождения не потому, что вам нравится становиться старше, а потому что снова получите его цветы. И вот у вас уже седые волосы и морщины, дети выросли и выпорхнули из гнезда, задачи выполнены, программы соблюдены, вы довольны собой, вами довольны, вы получаете очередной ЕГО букет, трогаете пальцами белые лепестки и в который уже раз привычно спрашиваете Вселенную: как он там? Сколько у него детей? Как многого добился? Любит ли его семья? Бережёт ли? Достаточно ли ласкова с ним жена, ведь он так любил ласку… И вы надеетесь, уверены даже, что он счастлив, что живёт так полно, как мечтал и заслуживал. Ни на одну секунду в вашу голову не способна закрасться мысль, что его давно нет – он умер, в сущности, убил себя ровно через пять лет после вашей последней встречи. И вы никогда об этом не подумаете, потому что в ваших руках живые белые цветы. Его цветы.
В её глазах слёзы. Огромные капли выкатываются из них и ползут по нежной ухоженной коже.
– А потом, ещё позднее, когда придёт ваш час, вы будете вглядываться в небо или просто белый потолок больницы, или где там придётся додумывать свои последние мысли, и станете себя спрашивать: стоит ли его искать сразу по вашему прибытию ТУДА, или он всё ещё здесь? Ведь вам ни разу за всю вашу долгую жизнь не пришло на ум, что он ждёт вас и уже очень давно… почти сорок – пятьдесят лет.
Она вытирает руками щёки, но поздно – наши мужчины подходят, договаривая остатки своей беседы. Её супруг как коршун кидается к ней, загребая в объятия, и говорит–говорит, и только теперь до меня доходит, почему не могла понять его раньше – между собой они общаются на незнакомом мне языке.
Когда она разворачивается, и её глаза находят мужа, я мгновенно понимаю, что тот, кто в её больном воображении вот уже пятьдесят лет ожидает воссоединения на том свете, стоит живой и невредимый прямо перед ней. Я вспоминаю его имя. Но говорить ничего не хочется.
Смотрю будто только сейчас прозревшими глазами на его тёмные, но уже изрядно седые волосы, стильные очки, разглядываю ансамбль из узких тёмно синих брюк и приятного горчичного кашемирового джемпера в тон тонкокожим европейским ботинкам. Герой только что услышанной душещипательной, но почти полностью выдуманной истории не просто красивый мужчина, а что называется «из ряда вон». Только такая рассеянная особа, как я, могла не заметить этого раньше. В памяти мгновенно всплывают неоднократно фонтанирующие восторги Адити по поводу его внешности и не только, и видит Бог, подруга не простит, если узнает, что я побывала на вечеринке, куда был приглашён недосягаемый объект её мечтаний, и не взяла с собой. И её нисколько не устроит тот факт, что сделано это было не со зла, а всё по той же всем и каждому известной причине – моей затягивающей рассеянности.
Адити права: чем жить в бесконечном тумане, как живу я в последние годы, теряя память то ли из–за лекарств, то ли по причине собственного нежелания что–либо помнить, уж лучше решиться на кардинальнее перемены в жизни. Смотрю на человека, с которым пережила столько боли, и думаю о разводе.
В тот вечер я совершенно не вняла сделанному Вселенной посланию, а ведь получила сообщение вполне чёткое и ясное: «Никогда не отворачивайся от того, кого любишь, люби, пока можешь, пока есть возможность». Однажды я вспомню и пойму и этот вечер, и синеглазую женщину, и ту причину, по которой Провидение послало мне её саму и её слезливые фантазии. Однако в своих самых лучших традициях я сделаю это слишком поздно.
Глава 27. Обними!
Я чувствую на себе взгляд. Отрываюсь от обнимающейся парочки и смотрю на мужа. Что у него на уме, сложно понять, к тому же он почти сразу переключает свой взор на небольшую сцену с гремящей музыкой, затем, словно опомнившись, протягивает мне воду:
– Прости, лимон не удалось найти.
– Я и не ждала, – разворачиваюсь к нему спиной.
Недаром говорят, что человек слышит лишь то, что хочет услышать. Особенно если он такой глупец, как я. Не поняв главного, важного, мой непутёвый мозг принялся обдумывать тот факт, что даже вот у такой на вид приличной женщины, как моя сегодняшняя собеседница, когда–то имелся любовник. Пусть он впоследствии стал её мужем, если, конечно, мои предположения верны, но ведь когда–то она изменила. Предала.
Что с этим миром? Когда, в какой момент истории, верность и преданность совершенно перестали быть в цене? Как и кому верить, если кругом сплошное предательство, и не важно, чем его оправдывают люди?
– Мы можем уже возвращаться? – спрашиваю у мужа, не поворачивая головы.
– Да, если ты хочешь.
В машине замечаю, что мы движемся не в направлении Ванкувера.
– Куда мы едем? – спрашиваю.
– В отель.
– Почему не домой?
– Потому что уже поздно, и мне нужен отдых. Ехать в таком состоянии небезопасно. Будь я один – были бы возможны варианты, но сегодня я отвечаю и за твою жизнь, поэтому отель. Посплю пару часов, и выедем.
– Понятно. А предупреждать не нужно?
В наскоро брошенном взгляде мужа подозрение:
– У тебя на эту ночь были планы?
– Мне утром на работу!
– Ты попадёшь на неё вовремя. И даже успеешь позавтракать дома и переодеться. Выедем засветло – дороги и таможня будут ещё свободны.
У моего супруга как всегда чётко и доподлинно всё просчитано, распланировано в лучших традициях Кая Керрфута, который в очередной раз не стал перегружать меня «лишней» информацией.