– Что...что понимать?
– Суть эксперимента.
Кустодии не сдаются
Пот стекал по его лицу, попадая в глаза и оставляя солоноватый привкус в уголках губ. Непримиримая борьба продолжалась давно, но сдаваться было не в его правилах, ибо Император ждет лишь одного результата и это безоговорочная победа. Кустодий с именем из восьмиста тридцати одного слова зарычал, но не прекратил наносить удары.
Бок о бок с ним стояли братья - у них дела обстояли не лучше. Это казалось невозможным, но враг был крепче, чем могло показаться на первый взгляд. Время от времени кто-то входил в раж и издавал отчаянный боевой клич. Вот пришел и его черед - превозмогая усталость в налитых свинцом мышцах, он нанес новый удар с громоподобным ревом:
- ЗА ИМПЕРАТОРА!
Но эта борьба была сверх сил кустодия. Кожа, что казалась подобна керамиту, лопнула на костяшках, хлынула кровь. Стиснув зубы, страж Императора продолжил бить. Константин, его соратник, совсем обезумел, скрестил пальцы в замок и продолжал бой мощными ударами, словно молотом по наковальне.
"Император, помоги", - подумал кустодий, на мгновение отчаявшись. Временная слабость пробудила первобытную ярость и он ударил лбом. Послышался хруст и кустодий упал на залитый собственной же кровью пол. В угасающем сознании пророкотал голос Императора:
- Где мои фисташки, псы?
Закрытая скорлупой фисташка осталась лежать целой на столе...
Тайна Кровавых Воронов
Десять тысяч лет нескончаемой войны - разве такого будущего хотел Император? Бог-Император, точнее. Так ведь стали называть лидера, когда он пожертвовал собой, чтобы спасти Империум Человечества, закрыв собой разлом на Терре.
Десять тысяч лет во имя Его мы проливали кровь свою и чужую, став глазами Его и дланью справедливой кары Его. Все во имя Его. Мы шли в бой с именем на устах и погибали с восхвалениями единственного верного и праведного Бога-Императора.
Мой отец говорил, что всегда есть выбор, и я помню эти слова, словно не прошло сто веков. Мои темно-красные доспехи смяты и покрыты застывшей коркой крови, шлем расколот и больше не передает сигналы вокс-связи, меч мой сломанными зубьями вгрызается в тело последнего врага. Последнего? Последнего для меня. Батальон братьев лежит на мертвой земле под шелком тлеющих знамен, что до сих пор гордо возвышаются над пеплом оконченной битвы.
Я пытаюсь встать, но вижу, что одной ноги больше нет, а вторая раздроблена. Я пытаюсь схватить пиломеч, но пальцы одной руки вырваны до кисти, а другая рука перломана до ключицы. Я пытаюсь вздохнуть, но легкие полны крови, а изо рта льется красная пена. Я пытаюсь восславить Бога-Императора, но слова отца все громче звучат в голове. Всегда есть выбор.
Над нами смеялись другие легионы, презирая потерянных сынов позабытого Примарха. Высокомерные Ультрамарины всегда знали, что их Робаут, хоть и в стазисе, но всегда с ними. Дикие Космические Волки спустя века все так же ждут Русса, передавая легенды о нем каждому, кто готов слушать. Стойкие и могучие Саламандры не сдаются и ждут Вулкана, что, по заветам, свершит нечто великое.
Но все они едины во мнении, что мы или лжецы, или обреченные, ведь мы не знаем своего Примарха. Они правы. Мы - обреченные лжецы. Мы - Кровавые Вороны.
Снова пытаюсь вдохнуть, но лишь больше жидкости попадает в легкие, заставляя задыхаться в удушье.
Всегда есть выбор, отец. Ты показывал своим примером, что это так, доказывал невозможное, объяснял немыслимое. Я шел за Императором, за волей Бога-Императора долгие тысячелетия, нес огонь мира и свет войны, но так и не забыл свою суть. Пусть они не понимают и смеются над нами. Пусть им никогда не догадаться, почему в нашем легионе так много мощных библиариев. Пусть опасаются гнева терпеливых. Кровавые Вороны всегда будут иметь выбор, который дал Ты и только Ты.
Всегда есть выбор и я его сделал. Отец, я не хочу умирать. Отец, я выбрал. Я вижу тебя в угасающем сознании... Волосы твои, чьим цветом мы окрасили свои доспехи, глаз твой, что один видит больше, чем иные двумя не замечают.
Отец, я готов вернуться в стан твоих сынов.
Отец, я иду в дом Тысячи твоих Сынов.
Плоть слаба
- Император, защити, - Хаким шептал эти два слова, словно древнюю мантру. Впервые его била дрожь, и это было постыдно - астартес не должны знать страха и отчаяния. Крепче сжав болтер, Хаким мысленно сотворил знамение аквиллы.