Администратором в НИИХиммаше работал Иван Иванович. Одной из его задач было доставать авиа и железнодорожные билеты для сотрудников института. Мы уже обсуждали дома, как и где купить билеты на поезд до Москвы. Оказалось, что это довольно сложно. И теперь я вспомнил, что, вероятно, Иван Иванович сможет помочь нам. Когда-то он занимал большой пост, но был понижен в должности из-за того, что любил выпить. Я пошел к нему и рассказал о своей проблеме. Сказал, что если он с помощью своих контактов в билетной кассе достанет нам билеты, то за мной будет обед в ресторане. Он ответил мне неодобрительным жестом, означающим, что мы друзья, и он рад мне помочь.
В следующее воскресение мы поехали с Рахиль на барахолку продавать наши зимние вещи. Они вместились в одну сумку, и меньше, чем за час мы все продали. С мебелью распростились еще легче. Две кровати, две раскладушки и пять табуретов продали соседям и знакомым, которые все забрали за день до нашего отъезда.
Иван Иванович попросил меня придти к билетной кассе, «где все мне сделают». Рахиль не была уверена, что «мой друг» сдержит слово, и решила поехать со мной, чтобы в случае необходимости встать в очередь. Когда мы подошли к билетной кассе, Иван Иванович взял меня под руку и повел к начальнику, представив меня сотрудником НИИХиммаша, уезжающим в Данию с семьей. Он представил все дело так, что начальник поверил, что это институт отправляет меня с семьей в Данию. В конце концов начальник написал записку и направил нас к кассиру за билетами.
Через некоторое время у меня в руках оказалось пять билетов, за которые я заплатил тысячу семьсот рублей. В кармане у меня еще оставалось двести рублей, которые я отдал Ивану Ивановичу. Он не хотел брать деньги, но мне удалось убедить его, что этого как раз хватит на скромный обед в ресторане — в благодарность за помощь. Рахиль за всем этим наблюдала с некоторого расстояния. Потом она подошла и пожала Ивану Ивановичу руку.
Мой последний рабочий день в Советском Союзе прошел так, как будто ничего не случилось. Я вел себя очень спокойно и так же спокойно попрощался со своими коллегами, которые пожелали мне всяческих успехов. Впрочем, незабываемое впечатление на меня произвел один небольшой случай.
Я ходил в НИИХиммаш вместе с одной из сотрудниц, Людмилой Николаевной, она жила в доме рядом с нами. Это была образованная и мудрая женщина, и по дороге на работу у нас находились разные интересные темы для разговоров. Однажды Людмила Николаевна рассказала мне, что у нее много знакомых датчан. Они приезжали в Иркутск по заданию компании «Сторэ Нордиске», у которой было много проектов по Сибири. Людмила Николаевна рассказала мне, что она часто вспоминает своих датских знакомых, среди которых были техники и инженеры. Эти высокие красивые мужчины были очень внимательны и вежливы по отношению к русским женщинам. И в то утро я сказал ей, что в последний раз мы идем с ней на работу вместе, потому что наша семья уезжает на родину красивых техников и инженеров, на родину моей жены. Людмила Николаевна неожиданно остановилась, посмотрела на меня и сказала: «Никогда за все свои пятьдесят лет я никому не завидовала, но вам завидую. Мне так хочется увидеть Данию!» Я не знаю, что вызвало такую неожиданную реакцию Людмилы Николаевны — то ли воспоминания о ее датских знакомых, то ли еще что-то, но меня удивила ее откровенность. Такое не приходилось слышать. Этот маленький эпизод явился знаковым эпизодом. Он подтвердил мое мнение, что в Советском Союзе наступают новые времена. Уже ощущалась оттепель, начатая Хрущевым. Последствия ее мы увидим позже, но к тому времени мы уже будем далеко…
Утром 12 июля на подводе мы поехали на железнодорожный вокзал. Наши друзья пришли туда попрощаться с нами. А один из них, Волик Бернштейн, принес нам подарок — русско-датский словарь, который каким-то необъяснимым образом ему удалось достать в Иркутске и который позже нам очень пригодился.
Проводница не разрешала заносить в вагон один из наших чемоданов из-за того, что он был слишком большой. Мы знали, как решить эту проблему. Десять рублей в корне изменили ситуацию, наш чемодан сразу же стал меньше, и все вошло в нормальную колею.
Мы попрощались с нашими друзьями, поблагодарив их за помощь, и обещали написать им тотчас, как приедем в Данию. После объятий, поцелуев и слез, мы зашли в вагон, но через открытые окна продолжали переговариваться до последней минуты. Небольшой толчок — поезд медленно тронулся. Мы продолжали махать друзьям из окна вагона, пока состав не повернул, и они не исчезли из вида.
Это был хорошо оборудованный и комфортабельный поезд, и мы себя в нем хорошо чувствовали. Мы были невероятно счастливы и полны ожиданий. Устроившись в купе, сели и выпили по стакану вина за нашу счастливую поездку и приезд в Данию.
Это, возможно, была самая радостная поездка за всю нашу жизнь. Мы все свободны и наконец можем уехать из Сибири. Мы расслабились и проводили время в разговорах о том, как нас встретят в Москве, а потом в Копенгагене. Мы много говорили об этом, но оба с трудом представляли, какая теперь жизнь в Дании — прошло столько лет, и многое могло измениться. Мы не беспокоились о том, как устроим детей. Все трое были хорошо подготовлены к предстоящему переходному периоду, и хотя они не говорили по-датски, с немецким языком у них не было проблем, потому что между собой мы всегда разговаривали на нем. Все трое его понимали и могли хорошо изъясняться. Да, трудности будут и с работой, и с жильем, и с созданием нормальной семейной жизни, но это уже будут самые обычные трудности самых обычных европейцев.
Из окон мы видели города, мимо которых проезжали шестнадцать лет назад. И, читая названия станций: Красноярск, Новосибирск, Омск, Свердловск, мы неизменно вспоминали то страшное время, когда нас везли в противоположном направлении, в переполненном вагоне для скота. Казалось, прошла вечность. Теперь мы ехали обратно. Ехали без охранников и в направлении, которое сами выбрали. Позади мы оставили жизнь, полную горьких испытаний, переживаний и приобретенного полезного опыта. Мы еще не могли составить целостного представления о том, через что мы прошли. Что все минувшее значило для нас и какими мы стали? Все это должно было дождаться своего часа. Только тогда мы сможем посмотреть на прошлое с расстояния. А сейчас нужно приготовиться к грядущим переменам, которые тоже могут принести свои сюрпризы.
Недалеко от Свердловска мы пересекли границу между Азией и Европой. Сибирь осталась позади. Мы снова подняли стаканы.
На шестые сутки мы прибыли в Москву. Еще до остановки поезда, через окно мы заметили, что «Дания» встречает нас. На платформе было многолюдно, но мы сразу же увидели мужчину, который был выше всех и одет по-западному. И что особенно бросилось в глаза — его галстук-бабочка, который указывал на то, что он иностранец. Русские не носили тогда таких галстуков. Рахиль сразу сказала, что он датчанин.
Когда мы вышли из вагона, этот человек подошел к нам и, представившись господином Левальдом из посольства Дании, поздравил нас с прибытием в Москву.
Я была вне себя от радости, когда впервые за много лет услышала кого-то говорящего по-датски. Так было странно услышать снова датскую речь! Я подумала, что мне, знавшей язык с детства, нужно теперь привыкать к звукам и словам, так хорошо знакомым мне и в то же время звучащим, как чужие.
Мы поинтересовались, в какой гостинице будем жить. Господин Левальд сказал, что гостиницу нам не бронировали, так как заказаны билеты на поезд в Хельсинки, отправляющийся в 10 часов вечера сегодня же. Дети были разочарованы: им очень хотелось осмотреть достопримечательности советской столицы, о которой они так много слышали. Однако мы могли задержаться в Москве только на двенадцать часов как гости посольства. Господин Левальд дипломатично сказал нам, что в посольстве сочли, что будет лучше, если мы продолжим наш путь как можно быстрее. Мы не возражали. Мы хорошо понимали, почему в посольстве не хотели, чтобы мы оставались в Москве на более длительный срок.