Вокзал, с которого нам предстояло уехать в Хельсинки, находился рядом, поэтому решили сдать багаж в камеру хранения. Дежурный не хотел принимать весь багаж, но проблемы решили обычным способом, и мы отправились в датское посольство. У меня не было никакого желания ехать в город — в посольстве я чувствовала себя в безопасности. Я сказала, что не буду выходить из посольства и останусь здесь до отъезда на вокзал. Я провела весь день, читая старые датские газеты и изучая телефонный справочник в надежде разыскать телефоны моих родственников и адреса моих старых копенгагенских друзей.
До отъезда требовалось решить несколько практических вопросов. Прежде всего, забрать билеты на поезд до Хельсинки, затем обменять деньги, проставить в паспорта финские транзитные визы и, наконец, погасить облигации.
С билетами проблем не возникло: их заранее забронировало посольство. Однако обмен рублей на датские кроны оказался сложным. По советским законам для поездки за границу меняли только пятьсот рублей на каждого взрослого члена семьи. По тогдашнему курсу полторы тысячи рублей — это тысяча шестьсот крон. Мы отправились во «Внешторгбанк», где нас попросили оставить паспорта и вернуться часа через два. Оставив паспорта, мы пошли осматривать самый большой город в СССР.
Когда вернулись в банк за деньгами и паспортами, я получил только шестьсот крон. Я сказал, что расчет сделан неправильно. Кассир с удивлением посмотрела на меня и ответила, что расчет правильный, потому что курс, используемый при конвертации, отличается от курса, который я видел напечатанным в газете. В банке просто разные курсы, в зависимости от того, какое лицо меняет деньги и по каким причинам.
Затем мы отправились в финское посольство — ставить транзитные визы. Здесь тоже осложнения. Когда пришли в посольство, выяснилось, что консульский отдел закрыт, а посол, который должен поставить свою подпись на наши визы, уехал в аэропорт встречать короля Афганистана, прибывающего в Москву с официальным визитом. Однако любезная секретарша помогла нам все устроить, и через некоторое время мы зашли к ней на квартиру, находившуюся в доме около посольства, чтобы забрать паспорта с финскими транзитными визами.
Последний пункт нашей московской программы — погашение облигаций. Мы пошли в специальный банк, где могли погасить облигации, которые я собирал в течение пятнадцати лет. После пересчета номера облигаций заносились в различные журналы. Я должен был подписать бесконечное количество бумаг, и меня отсылали от стола к столу, от стойки к стойке. Кульминационный момент настал, когда я должен был получить деньги и паспорт. Но банковский клерк никак не мог найти мой паспорт. От всего этого очень легко было потерять самообладание, чего мне совершенно не хотелось в конце долгого и напряженного дня. В какой-то момент я даже подумал, что это провокация и что они намеренно спрятали мой паспорт, чтобы я не смог уехать. Мы слышали много историй о том, какие фокусы власти и НКВД разыгрывают с людьми, чтобы вовлечь их в какое-нибудь дело. Не исключая и того, что НКВД, который теперь стал называться КГБ, в последнюю минуту захотел разыграть такой фокус и со мной. Однако, судя по лицу клерка, я понял, что паспорт он действительно потерял и очень этим расстроен. Бумаги летали с места на место, пока он рылся на столе. Тем временем я вышел на улицу за Шнеуром, который смотрел, как в сопровождении эскорта проезжает король Афганистана. Шнеур вошел в банк вместе со мной и стал помогать клерку искать паспорт. Несмотря на нервозную ситуацию, он, как всегда, был совершенно спокоен и через несколько минут увидел паспорт, лежащий под пишущей машинкой. Я вздохнул с облегчением: наконец-то мы могли вернуться в посольство.
Мы взяли такси и поехали в переулок Островского, где оно располагалось. Здесь нас встретила Рахиль, которая была очень обеспокоена нашим долгим отсутствием. Но вскоре она успокоилась, когда услышала обо всех наших приключениях и поняла, что все закончилось благополучно. Остальную часть дня мы провели в посольстве.
Новые впечатления запоминаются надолго. В датском посольстве у нас таких впечатлений было много.
Во-первых, нас спросили, не хотим ли мы посмотреть телевизор. До сих пор никто из нас телевизора не видел, и нас всех интересовало, что это такое. Включили программу новостей, и я помню наше изумление, когда на маленьком экране появился советский руководитель Никита Хрущев.
В посольстве нас пригласили на ужин, где подавали датскую еду, датское пиво и напитки. Сервировка стола — красивые тарелки, бокалы, столовые приборы — произвела на нас огромное впечатление. Баночное пиво мы тоже видели впервые. А когда дети, на все смотревшие с таким удивлением, что глаза у них вылезали из орбит, побывали в ванной и туалете, снабженном туалетной бумагой, то не могли сдержать смеха — им все показалось сказочным и очень забавным.
Перед отъездом некоторые работники посольства признались, что они нервничали по поводу нашего приезда, потому что понятия не имели, что мы за люди, поскольку у них уже были довольно неприятные впечатления о других гостях посольства. До нашего приезда, не зная нас, они боялись, что приедут какие-нибудь сибирские дикари. Они рассказывали нам о своих страхах с улыбками и в извиняющейся манере и, вместе с тем, с явным сочувствием к нам. Мы уезжали из посольства, поблагодарив их за помощь и поддержку, которую они нам оказывали долгие годы, и за их гостеприимство в Москве. На вокзал мы приехали задолго до отправления поезда. Получив багаж, сели в вагон, готовые к следующему этапу нашей поездки.
В поезде Москва — Хельсинки у нас были хорошие места, и через десять часов, на следующее утро состав пришел в Ленинград. В городе на Неве он простоял пятнадцать-двадцать минут и отправился дальше, в пограничный город Выборг, который до 1940 года был финским городом Виипури. Когда мы приехали в Выборг, в поезде осталось всего двадцать пассажиров, направлявшихся в Хельсинки.
В Выборге состав простоял почти два часа. Весь наш багаж тщательно просмотрели. Таможенники прощупывали даже швы на одежде, проверяя, не зашито ли в них что-нибудь. Перелистали все книги… Это была наша последняя встреча с советскими официальными органами, которая, конечно, напомнила нам о первых обысках в нашем доме в Кибартае перед депортацией. Но это было так давно, что сейчас, уже привыкшие к таким действиям, мы почти не реагировали на неприятные манеры таможенников. Мы были счастливы, что все это скоро закончится, и что уже никогда больше не будет в нашей жизни такого унижения.
С самого начала нашей поездки я твердила себе, что пока мы не пересечем границу, я не поверю в наше освобождение.
За шестнадцать лет в Сибири я научилась не принимать сразу все за чистую монету. Особенно тогда, когда имела дело с официальными советскими властями. Разочарования многих лет и постоянная неуверенность в будущем сопровождавшая нас все эти годы, приучили меня крайне скептически относиться ко всему официальному. К тому же в прошлом мы не раз слышали о том, как обманывали людей в таких же обстоятельствах, чтобы не дать им уехать из страны в самый последний момент. Мы не знали, было ли все это правдой, но этого было достаточно, чтобы сомнения терзали меня. До тех пор, пока мы не пересекли границу.
После проверки паспортов последовала таможенная проверка, и когда все закончилось, мы стали ждать отправления поезда. Дети выбегали и вбегали в купе, нетерпеливые и взволнованные, в предвкушении всего, что их ждет. Поезд охранялся вооруженными солдатами, которые стояли в дверях каждого вагона. Наконец, состав тронулся, и все расстояние до границы он двигался на самой малой скорости. Мы все стояли у окон, чтобы сохранить в памяти наши последние впечатления о советской территории, а потом стали смотреть вперед, в сторону финской границы. Солдаты у дверей вагонов продолжали стоять. Через несколько секунд, после того, как они спрыгнули с подножек вагонов, поезд въехал на финскую территорию. Радость, которую мы так долго сдерживали в себе, выплеснулась наружу. Наша мечта сбылась. Наша невозможная, невероятная мечта о том, что мы когда-нибудь покинем Сибирь, СССР и поедем в Данию, стала реальностью. Наши чувства и переживания в те моменты… Как их описать? Мы только что пересекли государственную границу, разделяющую не только два государства и две нации. Она разделяла два разных мира, и для нас эта линия пересечения ознаменовала наше воссоединение с тем миром, от которого мы были отрезаны шестнадцать лет, и впереди начало совершенно новой жизни. Мы выпили за все это и поздравили друг друга. В посольстве в Москве нам дали с собой несколько банок датского пива, и его мы пили, произнося тосты. Для нас оно было как самое лучшее шампанское.