Группа пенсионеров переместилась ближе к нам.
Женщина-гид с темным каре и большими, глубоко посаженными глазами продолжила:
— Вот, как раз здесь должна была располагаться “Девушка с васильками”. Знатоки живописи и историки снова и снова ищут в текстах его современников, теряются в догадках, где мог затеряться этот шедевр. Почему картины нет ни в одном музее? А ведь маэстро рисовал её всего в ста шестидесяти шагах отсюда. Их история любви до сих пор будоражит умы людей. Ходят слухи разного толка.
— Ваш город — настоящая колыбель любви! — захихикала кокетливо миниатюрная старушка.
— Да. В те века это казалось чем-то из ряда вон выходящим. Любовная история монаха-художника и молоденькой послушницы, самой красивой девушки в городе, с роскошными, как золотой шелк, волосами. Ну, монахом он был, конечно, не простым, имел протекцию одного знатного рода. Так вот, для своих картин он видел лишь одно лицо, а именно лик Святой Маргариты. Настоятельница, зная о слабости маэстро к хорошеньким женщинам, вначале отказала в просьбе предоставить ему девушку в качестве модели. Но она недооценила дар художника убеждать и получать желаемое. Он не только нарисовал портрет. Под праздничную шумиху они вместе с красавицей-послушницей уехали из монастыря. Разумеется, с полного согласия последней.
— Может, картину вывезли из Италии? — предположил мужчина в кепке.
— Не могу сказать точно, — покачала головой экскурсовод и продолжила:
— Есть очевидец, который утверждает, что именно это творение видел в частной коллекции у местного представителя одного старинного рода. Хозяину предлагали за нее немалые деньги. Всегда есть люди, которые восхищаются красотой портрета, но также много тех, кто больше заинтересован его ценой. Все же он предпочел оставить шедевр себе.
Я посмотрела на гида и подумала о том, что водить людей по залам музея и рассказывать им чужие истории любви — это очень романтично. В них можно погрузиться, чтобы забыть о собственной неудаче. Я с сожалением вздохнула и смахнула слезу.
Мои размышления прервал Энцо:
— Послушай, Соль. Если тебе надоело, мы ведь можем перейти в другой зал. Там нет скучных портретов. Проходит выставка “Борьба гвельфов и гибеллинов в скульптуре и архитектуре”.
Война! Вот что мне сейчас нужно. Прожить внутри себя батальную сцену и выплеснуть через чувства и переживания весь яд. Мы с Энцо вышли в коридор и направились в другой зал.
Энцо провожал меня до дома и все старался дотронуться до моей руки. Я избегала его прикосновений, словно он мог ошпарить меня, как раскалённый утюг. А что, если Леонардо увидит нас вместе?
“Ну и что?” — возражала другая я.
А вдруг он все-таки заходил за мной, а меня не было?
“Какая разница! Он не пришел на первое свидание!”
Пока две части меня боролись между собой, мы свернули на нашу улицу, и Энцо обнял меня за талию, дохнул жаром в щеку и спросил:
— Ну как тебе гвельфы и гибеллины?
Я снова отпрянула от него:
— Гвельфы — это те, что заодно с папой и против империи, а гибеллины, наоборот, сторонники империи и против папы. Так ведь?
— Угу, что-то вроде того, — подтвердил и Энцо шмыгнул носом.
— Гвельфы строили стены с квадратными зубцами, а гибеллины — галочкой?
Мы прошли еще несколько шагов, и вдруг я оцепенела: рядом с нашим домом в скудном свете пожухлых фонарей стояла фигура. Меня мгновенно бросило в жар, руки вспотели.
Это был Леонардо.
Мы подошли ближе, и я увидела у него на руках белого пса с черным пятном над левым глазом. Поравнявшись, заметила на его лице нечто среднее между извинением и разочарованием:
— Ассоль, извини, что так поздно. Экстренная встреча с импресарио. Зашел к тебе, а бабушка сказала, что вы ушли вместе.
— Не будь я собачницей, с тобой бы не заговорила, — я старалась изо всех сил сохранять безразличие, но грудь сковал страх потерять его. Я посмотрела на дрожащую собачку, и почесала ее за ушами: