– Я уже говорил, что они все того? Публично хвалить мозги женщины! – Он тоже отхлебнул добрую порцию пива. – Это все плохо кончится, попомните мои слова.
Майк продолжал говорить, но слова Леннокса заглушили эту речь за его столом.
– Дальше можете не слушать, приятели. Это будет всего лишь болтовня о великой традиции западновирджинцев, как они отделились от гнусной толпы аристократов-сепаратистов, когда владеющие рабами сволочи пытались пытались подорвать волю честных и трудолюбивых граждан Америки…
Для сидящих за столом еврейских дипломатов его резюме имело не больше смысла, чем, собственно, и сама речь Майка. Но, если они и не поняли детали, то не могли не осознать суть.
– Этот человек серьезно относится к тому, о чем говорит, – пробормотал Моисей. Его глаза так и шныряли по огромной комнате, сканируя людей, набившихся в каждый уголок. Несмотря на смешанный состав толпы в таверне, Моисей мог легко отличить германцев от американцев, а тех и других – от шотландцев. Ещё одна группа была ему непонятна. Та группа мужчин за одним из столов, что очень неумело изображала непринужденность.
– Меннониты, – шепнул ему Бальтазар. – Несколько сотен этих протестанских пацифистов прибыло всего две недели назад. Американцы дали им участок неиспользующейся земли в холмах. А это их старейшины.
– Все смертельно серьезно, – заявил Леннокс. Он вытер пивную пену с усов. Жест, несомненно, означал удовлетворение. – Этот мужик тоже весьма того, приятели, но не вздумайте ошибиться по его поводу. Он настоящий истинный фэйри, не от мира сего.
– Сможет он победить в этом противостоянии? – спросил Самуил.
Леннокс ответил ему холодным взглядом.
– Вы что-ли не слышали меня? Я же сказал – фэйри.
В тот же момент, хоть и немного другим путем, Андервуд и Генри Дрисон пришли к аналогичному выводу.
Покидая заседание Коммерческой Палаты, Андервуд заметил: – Все прошло лучше, чем я мог бы ожидать.
Дрисон улыбнулся.
– В отличии от меня, Квентин.
Бывший и нынешний менеджер шахты скептически посмотрел на него.
– Я знаю эту публику, Генри. Они консервативны, как динозавры. Черт, да на их фоне даже я выгляжу радикалом с горящими глазами.
Мэр города покачал головой.
– Некорректное сравнение, Квентин. Динозавры вымерли, а как раз этого та публика делать не собирается.
Они вышли на улицу и остановились на минуту, чтобы застегнуть куртки на все застежки. Наступивший ноябрь оказался прохладнее, чем они привыкли.
Дрисон окинул взором видимую часть улицы от начала до конца.
– Гляньте только, Квентин. Вы не замечаете ничего необычного?
– Вижу, конечно! На улице полно народу. Значит, бизнес у нас на подъеме.
Андервуд взглянул на ряд старых двух- и трехэтажных зданий, обрамляющих обе стороны того, что сходило за "главную улицу" такого городка, как Грантвиль.
– Я помню, когда половина этих зданий еще была не занята, – размышлял он вслух. И тут же нахмурился. – Вместе с тем, здесь стало и не так спокойно. Дэн и его заместители действительно теперь не на шутку отрабатывают свое содержание. Он сказал мне на днях, что начинает понимать, что именно чувствовали Эрп и Бат Мастерсон, стараясь поддерживать порядок в охваченных экономическим бумом городках Дикого Запада.
Но взгляд Дрисона был устремлен в другую сторону. Он наблюдал за группой детей, катящейся по улице. Улицы Грантвилля снова стали пешеходными аллеями, лишь нечасто проходящие автобусы покушались на этот статус.
– Я подумал о детях, – сказал он тихо. – Это всегда разбивало мне сердце, Квентин. Все эти годы, в этом городе, где я родился, вырос, и который я так люблю. В котором планирую умереть. Видеть, как множество молодых людей уезжает – то есть уезжали – по всем Аппалаччам.
Пожилой мэр глубоко вдохнул. Холодный осенний воздух, казалось, взбодрил его.
– К черту это сотрясение воздуха Симпсоном. Тоже мне, плач Кассандры. – Дрисон кивнул в сторону здания, из которого они только что вышли. – Понятное дело, они нервничают. Дьявольски нервничают. Но они поддержат нас. Бизнес на подъеме, пусть в основе и сырьевой пока. И в город прибывают дети. В огромном количестве.
Еще двое, шедших по другой улице, также находили бодрящей осеннюю прохладу. Или, может быть, такой эффект на них оказывало общество друг друга.
– Это будет нелегко, Алекс, – сказала Джулия. Она остановилась на углу и повернулась к нему. Ее руки были засунуты в карманы куртки, которую она надела, как только они покинули трактир. Выражение лица Джулии было непреклонным, как у девушки, которая пытается выглядеть взрослой женщиной. – Мне не нужен еще один ревнивый, постоянно нервничающий кавалер.