– Нарезные мушкеты, например, стреляющие пулей Минье. Возможно, даже простые казнозарядки. – Он усмехнулся. – Хотя наши оружейные маньяки до сих пор собачатся между собой. Некоторые защищают Фергюсон, а некоторые…
Он прервался, увидев выражение непонимания на лицах собеседников. Произносимые им слова были для них бессмысленны.
– Ну, неважно, – сказал он. – Суть заключается в следующем. Мы не можем воссоздать мир, который мы оставили позади. Но мы можем изготавливать вещи, которые заметно превосходят что-либо, изготавливаемое здесь и сейчас.
Ребекка плавно перехватила нить разговора.
– Это лишь часть наших возможностей, Ваше Величество. – И, наполовину извиняющимся тоном. – Я не хочу, разумеется, ругать вашу собственную военную промышленность в Швеции, но мы можем обеспечить поставки боеприпасов из гораздо менее удаленного источника. И, по правде говоря, боеприпасов гораздо более высокого качества.
Все следы извинения исчезли из её голоса. – Кроме того, деньги.
После этих – действительно волшебных слов! – в комнате воцарилась мертвая тишина. Деньги были кровью войны, гораздо болеее важной, чем пики, лошади, оружие и порох – или даже солдаты. Особенно для шведов, самой большой проблемой которых всегда была хроническая нехватка наличности.
И каким же образом? – потребовал король. Он скептически склонил голову набок. – Я полагаю, вы не предлагаете безвозвратные субсидии?
Ребекка тихо засмеялась.
– Извините, Ваше Величество! Разве я похожа на Ришелье?
– Ни в малейшей степени, – пробормотал Торстенссон. Молодой артиллерийский офицер испытывал куда большие, чем его монарх, проблемы с тем, чтобы сосредоточиться лишь на интеллекте Ребекки.
Ребекка проигнорировала хвалебное замечание. Она продолжала, не отклоняясь от темы: – Субсидии – нет. Но мы можем быть вам полезными в двух других аспектах. Во-первых, южная Тюрингия быстро становится экономическим центром Германии. Очень быстро, учитывая хаос, воцарившийся в большей части Священной Римской империи. Строительство, производство, торговля – всё это растет не по дням, а по часам. Конечным результатом этого процесса, среди прочего, является то, что мы можем обеспечить поставки вашей армии – большей части необходимого ей оружия и снаряжения…
– И провианта тоже? – спросил Торстенссон. – А как насчет лошадей и волов?
Ум профессионального солдата вернулся к анализу профессиональных вопросов.
Ребекка кивнула.
– Да. И того, и другого. Я бы упомянула, что американские семена и скот лучше, чем германские, и они начали специальную селекционную программу, с тем, чтобы сохранить чистые штаммы. И мы можем предложить вам всё это по гораздо лучшим ценам, чем кто-либо еще, особенно, что касается боеприпасов.
Она указала на микрометр, по-прежнему бывший в руках Торстенсонна.
– Наши методы металлообработки не просто точнее, они также намного быстрее и эффективнее, чем все, что вы можете увидеть где бы то ни было в Европе. Или в любой точке мира, раз уж об этом зашел разговор.
Она запнулась на мгновение, размышляя, и продолжила: – На данный момент мы не можем поставлять порох напрямую, и то же самое можно сказать о текстиле в сколько-нибудь заметных количествах, но из-за стабильности, которую мы привнесли в регион… – Она бросила быстрый полуизвиняющийся-полуупрямый взгляд на Вильгельма. – Купцы и торговцы просто нахлынули к нам. Мы не можем поставить порох или ткани, но мы определенно можем служить каналом их поставки и, опять же – по лучшей цене, чем можно было бы найти в другом месте.
Густав потер нос.
– То есть вы предлагаете, по сути, превратить Тюрингию – по крайней мере, контролируемую вами её часть – в мой стратегический тыл и базу снабжения. Арсенал Швеции в центральной Германии.
– Да, – заявила Ребекка твердо. Король бросил на нее проницательный взгляд. Она пожала плечами. – Мы понимаем, что это может привести к тому, что гнев Габсбургов падет на наши головы.
Том Симпсон усмехнулся.
– Они будут весьма удивлены, если попытаются нас затоптать.
Маккей нахмурился.
– Все не так просто, Том. Кавалерийский рейд может наделать массу бед и разрушений, даже если он просто пройдет через этот район. И его намного труднее остановить.
Лицо огромного американца было олицетворением несокрушимого упрямства. Челюсти Маккея напряглись.
– Послушай меня, Том! Если бы вашим противником был я, уверяю тебя, что со мной было бы намного труднее справиться, чем с одной из неуклюжих терций Тилли.