Мягки ропот возражения поднялся со стороны остальных генералов. «Это не вполне справедливо по отношению к ним, Леннарт,» - сказал Банер. День собирался выдаться богатым на стычки. «Бернард, конечно, просто высокомерная задница, но но Вильгельм –другое дело».
Король счёл нужным вмешаться, пока спор не вышел за рамки. Стоило только личности Бернарда Саксен-Веймарского стать предметом обсуждения, как страсть тут же закипали. При всех своих бесспорных военных талантах, которые молодой герцог проявил в течение прошедшего года, шведские командиры терпеть его не могли. «Высокомерная задница» - был самым мягким из эпитетов, которыми они награждали его в разговорах с Густавом.
- Всё это к делу не относится, - провозгласил король и, отвечая на слова Банера, добавил – Йоханн, я разделяю твою точку оценку Вильгельма. Я тоже довольно высокого мнения о нём, если уж об этом речь.
Густав с улыбкой посмотрел на Акселя.
- Вильгельм – единственное исключение в моей презрении ко всей этой немецкой братии. Не знай я доподлинно, клянусь, мог бы подумать что он шведский дворянин.
Прокатился весёлый смешок. Исключая единственного шотландца, все они были представителями шведской аристократии, и весьма этим гордились.
И похоже, день благоприятствовал сцепленным пальцам. Теперь и толстопалый король продемонстрировал своё умение.
- Так что закончим этот спор. – Он взглянул на Оксеншерна уже совершенно серьёзно. – Да, Аксель, и для меня важен юг Тюрингии. По двум причинам.
Густав заговорил твёрдо и невозмутимо:
- Во-первых потому, что я в первую очередь христианин, а затем уже всё остальное. Мой титул, родословная, вся прочая атрибутика – всё это получено от Г-спода и ни от кого другого. Я не за-был, подобно многим монархам, что власть дана нам Б-гом не без причины. Пусть остальные пренебрегают своим долгом, но я не стану. Если король, князь или барон не в состоянии обес-печить нужды своих народов, то они не подходят для своей роли. Кара, которую Б-г уготовил таким правителям читается на каждой странице исторических книг. Где сейчас императоры Рима?
Его речь, благочестивая и идущая от сердца, была лишена всякого пафоса и напыщенности. Но произнося последние слова, он выровнялся во весь рост, в его бледно-голубых глазах горел дух его предков. И в эту минуту, этот невероятный человек, глядевший сверху вниз на своих поддан-ных с высоты своего прям-таки царственного носа, был каждой клеточкой своего тела – король.
- А во-вторых потому, что я – Ваза.
Имя шведской правящей династии раскатистым эхом отскакивало от плит террасы. Могло показаться, что даже Рейн пошёл рябью заслышав это.
- Ваза! – повторил он. Имя было напоминанием, но оно же и – вызов. Напоминание – для него, вызов же …
Густав смотрел на свою свиту. Не «взором горящим», нет, в основе всего происходящего лежали лёд, холодность, расчёт. А ледник не полыхает, он просто есть.
Подданные не трепетали под этим взглядом, но казалось, что все они чуток съёжились. Ваза упро-чили свою власть в Швеции многими способами. Среди прочих, были естественно, воинские и политические таланты. Но среди них была готовность в любую минуту пойти против воли дворянства, и они её нередко демонстрировали.
Густав II Адольф был назван в честь деда, великого Густава Ваза, основателя династии и создателя современного шведского государства. Его презрение к высшей касте вошло во все исторические анналы, как и результаты этого презрения. Гордость шведских феодалов была сломлена, взнуздана и подчинена дисциплине. Вернуть себе расположение монарха можно было лишь проявив готовность принять и сотрудничать с новым порядком. В королевстве власть прислушивалась ко всем четырём сословиям – как к крестьянам и горожанам, так и к дворянству и духовенству. Если на то пошло, то Густав стремился к созданию и укреплению среднего класса, и был вознаграждён потоками серебра в казну, мощными армией и флотом, и лучшим в Европе, если не самым большим, производством пороха и боеприпасов.
Ваза. После своего восшествия на престол, формально недопустимом для семнадцатилетнего, но ставшего возможным вынесенного в результате манипуляций Оксеншерна особого решения рикс-дага, шведского парламента, Густав II Адольф согласился на компромисс, по которому часть дво-рянских привилегий была восстановлена. И обещание своё он держал. В отличие от своего деда, открыто продвигавшего простолюдинов, Густав II Адольф как правило назначал на должности дворян. Но под тонким внешним слоем все оставалось как и при дедушке. Сила династии осно-вывалась на шведском народе, не на его аристократии, и первые знали об этом не хуже вторых.