«Пусть Валленштайн с ним тягается,» - злобно рявкнул он. - «Пусть чёртов баварец разбирается с чёртовым шведом!»
Как только Густав получил новости о том, что случилось с Тилли, он тут же направил своего лейб-хирурга в лагерь врага. «Сделайте для старика всё, что в ваших силах,» - скомандовал шведский король. «Судя по описанию раны, - печально усмехнулся хирург. – Не так уж это и много.» Но приказу короля подчинился.
Торстенссон, однако, не обрадовался королевскому решению: «Да хоть бы этот магдебургский мясник до смерти кровью истёк!» Выражения лиц окружавших его шведских офицеров свидетельствовали о том, что был не одинок в своём мнении.
Но король возразил: «Он был последним из плеяды. Из великой плеяды, при всех своих грехах.» И вдруг, словно озарённый внезапной мыслью, он повернулся к юной леди, стоявшей в нескольких футах от них.
- А вы что думаете? – властно спросил он.
- Что вы очень милый, - ответила девушка со скромной улыбкой.
Густава II Адольфа будто волной ударило. «Милый…»- бормотал он себе, идя прочь и качая на ходу головой. – «Каково это, заявить такое – королю?»
Тилли умер спустя две недели. Ушел последний из плеяды, и новая когорта полководцев высту-пала вперёд, чтобы бросить вызов королю Швеции. Теперь это – Валленштайн. Валленштайн и его волчья стая.
Часть шестая
А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной, -
Глава 49
Кардинал Ришельё отложил письмо на скамейку в саду и несколько минут кряду не отрываясь с отвращением разглядывал его. С тех пор как он 13-го августа 1624 года стал главой Королевского совета, кардинал в межгосударственных делах последовательно придерживался одной линии. Официально, он, само собой разумеется, выражал полную поддержку Контрреформации и уничтожению протестантизма. Это было необходимо ради поддержки фанатичных котоликов, ведомых капуцином отцом Жозефом, и тех, кто состоял в тайном Обществе Святого Причастия. Но то была лишь богобоязненная маска истинной цели кардинала – усиления Франции. А это в первую очередь означало ослабление Габсбургов и в особенности испанской ветви дома, располагавших самой значительной военной силой в Европе.
И всё рухнуло…
Не поднимая головы, Ришельё спросил стоящего рядом с ним человека: «Это правда, Этьенн?» Этьенн Сервьен кивнул. Он был одним из интендантов кардинала, специальных агентов, при помощи которых Ришельё железной рукой управлял Францией. Официально интенданты считались мелкими чиновниками, назначавшимися непосредственно короной. На самом же деле то была личная армия кардинала, армия его шпионов и подручных. Сервьен как раз вернулся после выполнения длительной и важной миссии. Сперва в Вене, затем – в Брюсселе, а по дороге…
- Да, всё именно так, - ответил он. – Я лично провёл неделю в Тюрингии, Ваше Преосвященство. По большей части в самом Грантвилле. И всё, здесь описанное – правда.
- Колдовство?
Сервьен пожал плечами.
- Вы спрашиваете о моём мнении? Нет. По крайней мере, не в мелочах. Я беседовал со многими немецкими жителями тех мест, и ни один из не верил, что хитрости американцев есть нечто боль-шее чем, превосходное мастерство механиков. Некоторые из тех, с кем я говорил, даже сами принялись постигать их науки. Что же до общего, то кто знает? Они называют это Кольцом Огня, но никто даже из них, похоже, не понимает природы случившегося. Б-жий промысел – единствен-ное общепринятое тому объяснение.
Кардинал перевёл взгляд на цветочную клумбу. До чего же красиво, подумалось ему, и на мгновенье он восхитился твореньем рук Б-жьих.
Но длилось это недолго. Ришельё верил, помимо Франции и её величия, в немногие вещи. Делом всей его жизни было установление превосходства Франции и свои убеждения и верования он подчинял этой цели. Абсолютная монархия была, разумеется, необходимым для достижения этой цели средством. Как и духовное единство. А всё, помимо того – что ж, давайте назовём это делом рук Б-жьих.
- Колдовство, - постулировал он. – Чародейство в чистом виде. Сатана держит Тюрингию в своих лапах!
Сервьен лишь поклонился: «Как скажете, Ваше Преосвященство!»
Ришельё разгладил письмо пальцами. Первым его желанием было скомкать его, но кардинал был не тем человеком, чтобы игнорировать действительность, какой бы отвратительной они ни была.