Она была короткой, бешеной и невероятной в своей жестокости. Даже Ребекка, совершенно несведущая во всём, что касалось насилия, знала, что оружие не может с такой быстротой, с какой град пуль из пистолей идальго и его людей обрушился на маленькую банду наёмников. Она не могла видеть, какую бойню учинили эти пули, но ей не трудно было себе представить по их воплям боли и изумления.
Литература берегла её душу от холодящего ужаса. Она черпала мужество, глядя на того идальго и вспоминая стихи другого об Альфуэнте.
Те молодые львы приветствовали каждую
Рану в голову,
Как если б то был венец.
Умереть,
Верили они, - значило сохранить веру. Жить же –
Думалось им, было недопустимо.
Она задержала дыхание. Не все выстрелы были из оружия идальго и его людей. Она могла различить и более низкий рёв аркебуз, принадлежавших наёмникам. Она ожидала увидеть как белая его блуза окрасится красным.
Копья летящие,
Были как удары молний, наполняющие небо
Светом… Кровь людская стекала
На землю подобно крови агнцев,
Стекавшей по углам
Алтаря.
Но ничего не было, кроме невидимого ветра, развевавшего рваный левый рукав его блузы. Она перевела дух. Крови не было. Крови. Не было!
Битва закончилась так же внезапно, как и началась, в одно мгновение. Просто тишина, если не считать звука удаляющихся шагов и криков панического бегства. Ребекка хватала один глубоки вдох за другим. Это отвлекло на долю секунды внимание врача, но он тут же обернулся опять к её отцу. Лишь слабая улыбка осталась на его лице. Ребекка, узнавая смысл этой улыбки, покраснела от смущения. Но не слишком. Просто пожилой человек восхищенно оценил фигуру молодой женщины. Не было ничего угрожающего в той улыбке.
Ребекка рухнула на подушки, покрывавшие лавки в карете. Закрыв лицо руками, она разразилась слезами.
Через какое-то время, - может секунды, может больше, - она услышала, как дверь кареты вновь открылась. Она почувствовала, что идальго уже внутри экипажа. Он мягко опустился на сидение рядом с ней и положил руку ей на плечо. Даже не удивляясь своему неподобающему поведению, он оперлась на его плечо. Её лицо было как раз напротив его груди.
Мягкий шёлк поверх твёрдых мускулов. Никакой крови.
«Спасибо, » – прошептала она. Он не ответил. Да это было и не нужно. Впервые с тех пор как начались все жуткие события того дня, Ребекка почувствовала, как напряжение и страх отступают. Пожалуй, впервые за последние годы.
Разве пришёл потоп и опустошил Землю?
Ибо не было нигде сухого места.
Странно было вообще, что это пришло ей в голову. Странно было, что она приходила в себя от ужаса, её обнимала рука незнакомца, но единственное, что приходило ей на ум это поэзия, блеск и слава обласканной солнцем страны, которую она ни разу в жизни не видела. Осушач слёзы о шёлк его блузы, она вспомнила «Оду моему плащу» Абрахама ибн Эзры
Я раскину его
Как палатку в темноте ночи и звёзды
Будут сиять сквозь него. Сквозь него я увижу луну
А Плеяды и Орион будут
слать мне свой свет.
Глава 5
Идальго не остался в экипаже надолго. Минуты две, не больше. Впрочем, уверена Ребекка не была. Несколько его людей подошли к карете, последовал бурный словесный обмен. Ребекка поняла лишь немногое, частично из-за акцента, частично из-за того, что они употребляли мно-жество незнакомых ей слов. Это-то и было странно. Родившись и получи воспитание в Лондоне, она считала себя знакомой с каждым оттенком английской речи.
Но дух дискуссии она ухватила. И это тоже её смущало. И сам идальго, и его люди, казалось, пребывали в недоумении относительно их местоположения, как будто недопонимали, где находятся. Также они, похоже, не были уверены в том, что им предпринять.
Всё это было очень, очень странно. Страх опять вползал в сердце Ребекки. Люди же идальго, при всём том, что они явно проявляли к нему уважение и искали его предводительства, не обраща-лись к нему как к человеку благородного происхождения. Это означало, невзирая на куртуазность манер, что он скорее всего был предводителем наёмников. Бастардом какого-нибудь мелкого барона, возможно из отдаленной английской провинции. Это объяснило бы и акцент.
Ребекка вжалась в сиденье. Наёмники были злы и порочны, это всякому известно. Преступники, разве что не по названию. А уж тем более здесь, Священной Римской империи, охваченной пламенем войны.