Глаза её метнулись к отцу. Но и тут нашли они мало радости. Отец боролся со смертью. Врач-мавр поддерживал его за голову и давал какие-то таблетки из флакона, который перед этим достал из своего сундучка. Ребекка даже не пыталась вмешиваться. Чернокожий доктор просто источал компетентность и уверенность в своих действиях.
Идальго вернулся к карете. Робея, Ребекка обернулась к нему лицом.
О, облегчение, в его глазах по-прежнему не было ничего кроме дружеского расположения. И, по-жалуй ещё... Она нервно сглотнула. О, да, она узнавала этот взгляд. Она уже замечала его раньше, там, в Амстердаме, у тех молодых людей из еврейского квартала, что были более других уверены в себе. Восхищение было в нём, оценка. И желание, пусть и прикрытое вуалью куртуазности.
Но мгновение спустя она всё же пришла в выводу, что во взгляде идальго не было и следа похоти. По крайне мере, она так думала. Желание не было чем-то, о чём Ребекка могла считать себя хорошо осведомлённой, разве что с его поэтической стороной, которая ей встречалась в некото-рых книгах из отцовской библиотеки. Романы, которые она украдкой всовывала промеж огром-ных томов по теологии, так, чтобы отец не мог заметить ее неподобающий интерес.
При воспоминании о библиотеке на нее накатила боль. Она любила ту комнату, её тишину и покой. Любила и книги, стоявшие рядами вдоль стен. Разумом отец жил в прошлом и, скорее, презирал настоящее. Но одно изобретение современности превозносил до небес – печатный пресс. «За одно только это,» - часто говаривал он, - «Господь простит немцам многие из их прегрешений.»
И вот они здесь, в центре Германии. Носимые ветрами войны, ищущие убежища посреди бури. Или хотя бы надеясь его найти. Ей уже не увидеть её амстердамскую библиотеку вновь. И на какой-то момент сердце Ребекка Абрабанель сжалось от осознания этой потери. С этой комнатой были связаны её детство и юность. Ей уже двадцать три. Хотела она того или нет, на её плечи водночасье свалились обязанности взрослой женщины.
Она расправила плечи, призывая себя к решимости и отваге. Это движение не осталось незаме-ченным идальго. В широко раскрытых глазах его вновь блеснуло восхищение. Ребекка и не знала, съёжиться ей или улыбнуться. Непроизвольно, она улыбнулась. И даже не удивилась этой своей бездумной реакции.
Идальго заговорил. Слова сыпались отрывисто, речь была полна странных оборотов и идиом. Ребекка автоматически переводила это про себя на свой, формальный английский.
«С вашего позволения, мэм, нам необходим ваш экипаж. У нас тут раненые, которых срочно нужно доставить для оказания медицинской помощи.»
«И быстро,» - добавил себе под нос доктор, всё ещё склоняясь над её отцом. «Я дал ему ... аспидин?» Последнее слово Ребекка не поняла.
Взгляд идальго упал на ящики и сундуки, сложенные внутри кареты. У Ребекки захватило дух. Отцовские книги! И серебро, что спрятано в них!
Она смотрела на идальго. Он уловил её страх, ей даже показалось, что он расстроен. Но если и было так, то это тут же улетучилось. Рука идальго прижала дверцу экипажа. Правая, мимоходом отметила Ребекка. Костяшки кулака сбиты, в крови. Что это, рана, полученная в бою?
Но по-настоящему занимало её его лицо. Идальго на мгновение глянул куда-то вдаль, словно оценивая расстояние. Челюсти его были плотно сжаты. Затем, издав едва заметный вздох, он снова обернулся к ней.
- Послушайте, леди. – Пауза. – Как ваше имя?
- Ребекка... – Она заколебалась. – Абрабанель. – Тут он задержала дыхание. Из всех великих фамилий Сфарада, Абрабанель была наиболее известной. Даже слишком.
Но её, судя по всему, ничего не говорило идальго. Он просто кивнули ответил: «Рад познакомить-ся. Меня зовут Майк Стернз.»
Майк? Ах, это опять эти непонятные сокращения. Майкл.
Лицо идальго озарилось мгновенной улыбкой. Но она исчезла так же скоро, как и появилась. Лицо его стало строгим и спокойным.
- Послушайте, Ребекка Абрабанель! Я не знаю ни где мы, ни что это за место. Но это и неважно. – Свирепо. – Ни хрена не важно. Для меня мы всё ещё в Западной Виргинии.
Ребекка мысленно ухватилась за название. Западная – что? Но идальго даже не заметил её удивления. Его глаза на какое-то мгновение соскользнули с неё и опять принялись пристально изучать местность, которая их окружала. Взгляд его был неистов. Именно, неистов.
Грозно, почти рыча, он произнёс: «Вы и ваш отец находитесь под защитой народа Западной Виргинии!» Он окинул взглядом своих людей, стоявших группкой неподалёку и внимательно слушавших его. Желваки на лице идальго напряглись. «А именно, под защитой Объединённых Горнорабочих Америки!»