Ему даже пришло в голову пошутить: «Ну, так як в тэбэ з польською, Олександре Маккей? Я гадаю, ми зараз маемо побачення з тим Умвою. Хочу сподиватись, що не буде нияких 'непонятностэй'.» Он заметил, что те люди почти одновременно сделали какое-то странное подергали замки своих аркебуз. Быстрое, рефлекторное движение рук вызвало тихий металлический щелчок. Наверняка Леннокс, конечно не знал, что означало это действие, но у него не было ни малейшего сомнения, что это невиданное доселе оружие заряжено, нацелено и готово открыть огонь. Те самые арке-бузы, что оставляют отверстие с палец на входе и дыру от пушечного ядра вместо выходного. «Слухай, я насправди не хочу ниякых непорозуминь.»
Вид у Маккея был кислый: «Я ни слова не понимаю по-польски, Леннокс!» Ветеран тяжко вздохнул: «Самэ цього я й боявся…»
Польский, по ходу дела, не понадобился. Незнакомые люди в незнакомой форме с незнакомым оружием, как оказалось, говорили на наиболее знакомом из всех языков – на английском! Ну, что-то вроде того…
«Найгирша вымова, що я чув.» - пожаловался Леннокс. Но жалоба шла не от сердца, скорее наоборот. Особенно когда еще человек двенадцать незнакомцев вышло из леса и присоединилось к разговору. Все с оружием и в полной боеготовности. И почти все – Г-споди, благослови душу мою! – все объявили себя потомками шотландцев. Через пару минут Эндрю Леннокс понял, что ему все-таки суждено увидеть свет нового дня. Встреча шотландских кавалеристов и - американцев, так они себя называли, - обернулась чем-то вроде воссоединением семей.
А ещё через несколько часов он начал задавать себе вопросы. Не о том, переживёт ли завтрашний день, а о том, что этот день принесёт с собой. А это может быть что угодно, подумалось ему.
Молодая женщина из страны Сфарад нашла там свои легенды. А мужчина-шотландец – свои. И пусть легендам Хайлэнда не доставало буйной поэтики сфарадских, они тоже были по-своему привлекательны. Все ясно, это феи и эльфы спустились в мир. И от это заставляло ликовать потаенно-языческую частичку души кальвиниста Леннокса. Не столько от факта их существования, а от того, что они оказались настолько смертельно опасными, как и рассказывалось в древних сказаниях.
Глава 11
«… двигатели – большая проблемка,» - говорил Пьяцца. «Перевести дизель на природный газ практически невозможно. А солярки как раз у нас чертовски мало. Конечно, можно гонять дизельные двигатели на растительном масле.» Он горько хмыкнул. «Но его в супермаркетах осталось немного. И до следующего года мы не сможем производить его в достаточных количествах. Так что, на сейчас…»
От остального Майк отключился. Он предварительно уже обсуждал это с Эдом и знал суть предложения касательно использования городского дизельного оборудования.
Старая песня…Тихий ход, перейти на тихий ход. Использовать современную технологию, пока это возможно, для создания промышленной базы девятнадцатого века. Типа, это все равно на корпус впереди по сравнению с веком семнадцатым. Паровые машины, о паровые машины. Железные дороги, похоже, собираются пережить триумфальный камбэк в этом мире.
Майк слегка ухмыльнулся своим мыслям. Может, «возвращение» не совсем правильное слово? Может, правильнее было бы говорить о «возвращении к истокам»? Он увидел, что Ребекка смотрит на него, и заулыбался ещё шире. Она ответила улыбкой, но взгляд тут же убрал. Ее внимание вернулось к Пьяцце. Во всех смыслах прикованные к словам Эда, руки ее были намертво сцеплены и покоились на большом «конференц-столе» в центре комнаты. Как и всегда, она сидела на самом краешке стула.
Майк расценил её улыбку как хороший знак. Это был первый раз с момента того разговора на крыльце прошлым вечером, что Ребекка удостоила его взгляда. Ясно было как Б-жий день, что её бросает из стороны в сторону в том водовороте новых впечатлений и обычаев, да еще и с грузом собственных устоев и традиций, о тяжести которого Майк мог только догадываться. В мире, который был родным для него, романтические отношения между евреями и неевреями были настолько обычны, что никто и внимания бы не обратил. Но семнадцатое столетие во многих отношениях казалось практически другой планетой.
Вспоминая его разговор с Моррисом Ротом два дня назад, Майк почувствовал, как сжимаются челюсти. Моррис и Юдит часами вели разговоры с Ребеккой с тех пор, как она и её отец въехали в их дом. Многие из тех часов он провели в комнате, где лежал Балтазар, собравшись у его кровати. Балтазар сам был ещё слишком болен, чтобы принимать более активное участие, помимо того, что он внимательно слушал. Но достаточно, чтобы дать понять, что взгляды Ребекки полностью разделяются его много повидавшим на свете отцом. Она не была, уж это точно, какой-то невежественной деревенской девчонкой с головой, набитой бездумными страхами и предрассудками.