Обозные были тяжело нагружены солдатскими пожитками и награбленной добычей. Добыча же, если уж говорить честно, была жалкой. Ни золота, ни серебра, ни драгоценностей в крестьянских домах было не найти, да и в домах горожан было немного. Некоторые из этих «трофеев» заставляли Ханса втихую посмеиваться, хоть он и понятия не имел, в какой бойне они были добыты. Одна из женщин, «жёнка» Диего-Испанца, еле брела, шатаясь под тяжестью кроватной рамы из кованого железа. Диего вот уже восьмую неделю заставлял бедняжку таскать её на себе, хоть и не представлял себе, для чего она ему может понадобится. Испанец просто взбесился, когда осознал, что в захваченном доме не было ничего ценного. Он два часа кряду пытал хозяина, пытаясь выведать, где тот спрятал свои сокровища, которых у него и вовсе не было. Да их почти никогда не бывало. А вот кровать была. Когда Диего покончил с ним, соломенный тюфяк до того пропитался кровью, что его и брать не стоило. Так что он веле взять хотя бы раму.
Небольшого роста женщина, тащившая на себе раму споткнулась и упала на одно колено. Диего, завидев её неловкость зарычал от злости. Он подскочил к ней и пнул её ногой в бок. Она не издала даже и звука. На её лице ничего не отразилось . Она просто подобрала ноги и рывком поднялась на ноги.
Ханс вздрогнул и отвёл взгляд. Через пару мгновений он заметил своих. Гретхен как всегда стояла в самой середине толпы обозных, рядом с ней сестра и бабушка. Бабушка и сестра тащили какие-то узлы, но самый тяжелый груз как обычно брала Гретхен, хоть на ней и висел ребёнок. Она была высокой женщиной, молодой и сильной, но её привлекательность никогда ударяла ей в голову.
Ханс нисколько не удивился, заметив, что сестра взялась новеньких под свою опеку. Дочка того крестьянина была в полной прострации, её маленький братишка всхлипывал. Слёз, однако, видно не было. Все слёзы были выплаканы часами ранее.
Ханс вздохнул поглубже и зашагал к ним. У него была пара секунд до того, как Людвиг затребует его к себе, но он хотел сперва переброситься парой слов с Гретхен.
Пока он протискивался через толпу обозных, Гретхен повернулась к нему лицом. Она что-то сказал Аннализе, но поймав на себе взгляд Ханса, тут же умолкла. Её лицо в мгновение ока замерло, как у статуи, карие глаза, при всей их природной теплоте, стали холодны как лёд.
Подойдя к к Гретхен, Ханс бросил мельком взгляд на детей замученного крестьянина. На сирот, если уж на то пошло. Слова вылетали из него сами
- Гретхен, клянусь, я не… Я нарочно напился в стельку. – В отчаянии он кивнул в сторону девочки. – Вот спроси её, спроси. Она тебе скажет.
Лицо Гретхен стало чуть мягче, злость стала чуток потише. «Думаешь, бедняжка помнит лица?» - в гневе спросила она. Взгляд Гретхен упал на группу солдат, выстраивавшихся в нестройную колонну. «Я лиц своих не запомнила. И слава Б-гу!»
Ребенок на руках Гретхен повернул головку к Хансу и уставился на него ничего не понимающим взглядом. Увидев знакомое лицо, его ротик скривился в улыбку и довольно замурлыкал.
Довольный вид ребенка, его мурлыканье заставили схлынуть злость Гретхен. Ханс почувствовал в душе теплоту и благодарность малышу за это. Так уже бывало и раньше. За несколько месяцев, прошедших с момента рождения Вильгельма, Ханс очень привязался к нему. Гретхен же просто не могла на него надышаться.
Однако же, странно. Вильгельм был сыном Людвига. Мог быть. С того дня, как войска Тилли захватили их город и Людвиг привёл своих людей в их печатную мастерскую, Гретхен перешла в его исключительную собственность. Ребенок, конечно, походил на своего предполагаемого отца и уже всё указывало на то, что размерами он пойдёт в Людвига.
Гретхен снова посмотрела на Ханса. У него отлегло от сердца, когда он понял, что враждебность сестры улетучилась.
- Всё в порядке Ханс. У нас всё будет в порядке.
Послышался окрик. Людвиг рявкнул, подзывая его.
- Иди же, - сказал она. – Я присмотрю за остальными.
Услышав это, десятилетний мальчик стоявший рядом с ней со рёвом вцепился в её бедро. Его сестра тут же последовала его примеру. Безумный взгляд её глаз, как показалось Хансу, даже немного прояснился.
Хансово «семейство» в итоге выросло. Его это не удивляло. Треть всего обоза шло за Гретхен. В порядке усыновления, так сказать.
Опять послышался рык Людвига, на этот раз – злобный. «Ну, беги же,» - шикнула Гретхен.