Не подходит. Ещё что?
На поиск ответа хватило и пяти секунд. Ничего. Надо просто выжить, это всё.
Вокруг неё собралась небольшая кучка людей. Гретхен отошла на значительное расстояние от уборной и начала отдавать распоряжения. Она велела женщинам постарше взять детей и собрать их в кружок подальше от пожитков и лагерных палаток. Там у них оставался шанс пережить пред-стоящее. Пользы от них солдатам никакой, на из вещей – только те лохмотья, что на них самих.
Что до остальных… Одна из трёх молодых упала на колени и принялась молиться. Пару секунд спустя за ней последовали и остальные, но Гретхен осталась стоять. Что толку в молитве? За свою душу она не боялась. А надругательства над её телом рано или поздно закончатся. Значит, нужно только оградить разум, но молитвы этому не помогут.
Прочь, долой. Она принялась очищать мозг от мыслей, гнать их из головы метлой. Ничего не должно остаться. Последнее воспоминание о Хансе, со страхом марширующем на свою первую битву, последняя вспышка печали. Всё, пусто.
Оставались лишь ощущения. Глаза открыты, направлены на маленькие фигурки людей, быстро приближавшихся откуда-то издалека. Уши её уловили гиканье и улюлюканье, но мозг слов не разобрал. Так что она сконцентрировалась на осязании, нащупывая пальцами маленький нож, который Ханс стащил для неё много месяцев тому. Нож был спрятан под рубахой, в маленьких самодельных ножнах подмышкой. Солдаты туда не полезут, они даже одежду с неё стаскивать не станут.
Мысль о ноже означала окончательную опустошённость. Но о самоубийстве Гретхен и не помышляла. Она выживет, что бы ни случилось. Нож – это так, на всякий случай, если солдаты и впрямь покусятся на её жизнь. Гретхен давно решила, что если до этого дойдёт, она утащит с собой хоть одного из негодяев.
* * *
Так что нож утешил её опустошённой разум на несколько секунд, прежде чем свершилось чудо. Или это было частью само чуда, кто знает?
Когда давно, в прошлой жизни, Гретхен приходилось слышать сказки о рыцарях в сверка-ющих доспехах. Дедушка читал ей о них в одолженной у кого-то книге. Ей тогда было десять. Война ещё только начиналась и была просто слухом, пришедшим из далёкой Богемии. Но и в том возрасте сказка показалась ей несерьёзной.
Она не верила в рыцарей. В чудовища с оружием и в броне – сколько угодно, но не в рыцарей. Так что она не слишком изумилась, завидев четверых чудно разодетых мальчишек гнавших на неё во весь опор на самых чудных - и очень шумных – штуковинах из всех, что ей довелось повидать. Ничуть.
Черти, должно быть. Чертей она не боялась, просто опять нащупала нож.
Глава 18
Первое, что Джефф Хиггинс смог чётко рассмотреть в хаосе лежащего перед ним лагеря, была фигура стоящей женщины. Одна посреди сотен орущих и снующих взад-вперед людей, она стояла неподвижно. Скрестив руки на груди, она не отрываясь смотрела на него.
Мотоцикл Джеффа наткнулся на какое-то незаметное глазу препятствие на поле и он чуть было не потерял управление. Несколько безумных мгновений он не мог сосредоточиться ни на чём другом. Но, к счастью, внедорожный байк он водил ненамного хуже, чем этим хвастал, так что от по-настоящему опасного взбрыка машину он удержать сумел.
Но только подняв голову, он сразу принялся искать глазами ту женщину.
Она всё ещё была там. Так же молча стояла, уставившись на него. Лицо её ничего не выражало. По крайней мере, определить это выражение было невозможно. Но было в нём что-то, что как магнитом, притягивало его. И он направил свой внедорожник прямо на неё. Трое его друзей в полной уверенности последовали за ним.
Впоследствии друзья будут частенько поддразнивать его из-за это решения. Но подначки эти не вполне справедливы. Джеффа притягивало то, что виделось ему единственным островком разумного в окончательно сбрендившем мире. Статуя невозмутимости, возвышавшаяся на толпой верещавших , носившихся без толку среди наскоро сварганенных палаток как кролики в садке.
Он так и не смог внимательно её рассмотреть до того момента, пока байк не пошел юзом от резкого удара по тормозам футах в пятнадцати от неё.
Охренеть. Она же просто…Охренеть…
На него внезапно нахлынула та скованность, которая всегда охватывала его в присутствии молодых красивых девушек. Особенно высоких, окруженных аурой уверенности в себе и самообладания. То, что платье на этой женщине состояло лишь из сшитых вместе лоскутов, что она была боса, что на лбу у неё была полоса грязи, значения никакого не имело. Тем, что бросилось Джеффу в глаза и наглухо заткнуло рот, было её лицо. Длинные светлые волосы, светло-карие глаза, прямой нос, полные губы, сильный подбородок, да чего там…