Здоровые глаза. Яркие такие, зелёные. Гретхен подумалось, что очки ему нужны, чтоб девчонок очаровывать.
Она поднялась. Одно дело сделано, ещё одно предстояло. А может и два.
Как выяснилось, всё-таки только одно. Людвиг был уже мёртв. Его огромное тело было разорвано в клочья сильным оружием незнакомцев в пятнистой одёже. Гретхен смотрела на него. В ней теплилась надежда, что Людвиг был ещё жив, и она могла бы насладиться казнью человека, убившего её отца и насиловавшего её на протяжении двух лет. Её вдруг захлестнула волна жгучей ненависти.
И тут она увидела маленькую руку – как третью? – протискивавшуюся из-под тяжеленного туловища Людвига, и ненависть тут же сменилась надеждой. А вдруг, в этот единственный раз в своей жизни, Людвиг сгодился на что-то хорошее?
Паренёк помог ей сдвинуть тело Людвига в сторону. Под ним, как котёнок подо львом, лежал её брат Ханс. Живой!
Чуть живой, но живой. Отпихнув Людвига, Гретхен увидела странные раны на его спине. Оружие незнакомцев – да что бы этот жуткий стук не издавало, – оказалось достаточно мощным, чтобы пробить броню на Людвиге, свалить его и поразить её стоящего за ним брата. Но видно пули ослабели, так что брата не убило на месте.
Гретхен склонилась на коленях над братом и перерезала ремни, стягивавшие его дешёвую кирасу. После чего она как могла нежно ощупала пальцами его раны. Проблеск надежды, осветивший было её сознание, тут же угас. Одна из пуль пробила ему грудную клетку. Даже если б её удалось удалить, она конечно же попробует своим ножичком, в рану наверняка проникнет зараза. Она знала эту заразу. Мужики редко выживали от этой заразы, даже матёрые-здоровые, не то что её щупленький братишка.
Вспомнив Ханса и её коротенькую жизнь, её глаза наполнились слезами. Она вспоминала, как упорно он пытался противостоять миру, в которой был брошен и для которого он совершен-но не подходил. У него была склонность к учению, ему нравились книги и он страстно желал пойти по стопам отца-печатника. Он часто шутил, обращаясь к Гретхен, что если бы в мире был порядок и смысл, то именно ей из всей семьи пришлось бы таскать пику. Высокая, сильная, крепкая Гретхен.
Гретхен вдруг услышала, сквозь слёзы горечи и безнадежности, голос того странного паренька. Кричал он не ей, а кому-то в отдалении. По-английски она почти не понимала, но одно слово, последнее, которое он беспрерывно повторял, она поняла: Now! Now! Now! Now!40
Еще через пару секунд она услышала топот чьих-то ног, спешащих к ним. Она подняла голову и утёрла слёзы. К ним бежали двое мужчин, за ними спешила женщина в белом. И тут ей в глаза бросилось то, что было у мужчин в руках – носилки. По ею опыту множества битв они использовались только для переноски тех, кого ещё можно было спасти.
В недоумении он посмотрела вверх на стоявшего рядом паренька . А он смотрел вниз на неё. Его лицо не казалось уже таким юным. А может, это просто были его глаза. Зелёные, ясные, здоровые глаза. Глаза, в которых читалось обещание.
Глава 21
Ханса забрали и Гретхен терзали сомнения. Часть её не хотела ничего сильнее как отправиться вслед за братом, куда бы незнакомцы не увели его. Но на ней всё еще оставались остальная семья. И о ней тоже нужно было заботиться. Они же полагаются на неё, как всегда.
Парень принял решение за неё. Она опять решила довериться этим глазам. Он никак не показывал, что хотел бы отделаться от неё. Даже наоборот. Всё в его поведении указывало на пусть стыдливое, пусть неуверенное, но желание владеть.
Гретхен потратила целую минуту на размышления об этом желании, прежде чем принять собственное решение. И оно далось ей легко. По сути, выбора у неё особого не было, разве что между одним злом и ещё худшим. Ну и…
Ей нравились его глаза, в них было что-то такое. А остальное она вынесет. Да после Людвига она легко вынесет что угодно. Мальчик…
Стоп! Она заставила разум работать в другом направлении.
«Was ist – »… Чёртов английский! «Как есть ihr – тебя имья?» Она произнесла это на немецкий манер – на-а-мэ.
Вопрос он понял мгновенно: «Джефф Хиггинс.»
Ага! Он такой же умненький, как и его глазки!
И это хороший знак. Где есть мозги, может быть и чувство юмора. Человеческое. Интеллект Людвига находился на уровне свиньи. А юморок был – как дерьмо свиное.
Она произнесла его имя несколько раз, пока не убедилась, что произносит его правильно. Джефф Хиггинс. Джефф Хиггинс. Мужчины – особенно молодые, – легко обижаются, если их имя произнести как-то не так. А она, Гретхен, себе такого позволить не может. Не здесь и не сейчас.