Мальчишки вскочили на ноги. В какой бы растерянности, в каком бы ужасе они не были, тот знакомый голос железным пинком возвращал их к реальности. Они не боялись Гретхен, нет. Но никому из семьи – ни женщине, ни ребёнку, - не пришло бы в голову ослушаться её. Они хорошо знали, сколь тяжела её рука. А рука и впрямь была тяжёлой. Да и мышцы, что двигали её, были ей под стать. Но что важнее всего, та воля, что управляла мышцами сама была как железо. Ангел из стали, вышедший из адовой кузни.
Довольная, Гретхен вернулась назад. «Будет исполнено,» - сказала она герцогине. – «Ведите нас, куда надо.»
Без недоразумений не обошлось и после, это уж как водится. Женщины опять взвыли, когда герцогиня велела им раздеться.
Это всё, что у нас есть! У нас нет больше ничего!
Гретхен окриком заставила их заткнуться.
Герцогиня приказала им сложить одежду в большие металлические корзины, а затем пропихнуть корзины в низенькую дверь. За ней, насколько Гретхен смогла понять, их лохмотья пропарят и постирают. Но женщины опять принялись скулить.
Их украдут!
Гретхен пришлось рявкнуть ещё раз, но этого оказалось недостаточно. Она занесла было руку, но герцогиня остановила её, неодобрительно покачав головой. А в следующий момент герцогиня начала раздеваться сама.
Это чудо и заставило всех умолкнуть. Всё семейство дивилось, как разоблачается высокородная женщина. А сама герцогиня времени зря не теряла. Гретхен поразилась, как быстро и легко был скинут её наряд. Она всегда думала. Что герцогиням для этого нужны горничные.
Но ещё сильнее её поразил вид обнажившегося тела. Да, это было тело пожилой женщины. Но если груди и отвисли, то они уж не были усохшими, потрёпанными мешками. Если ягодицы уже не были крепки и упруги, то они по крайней мере оставались ягодицами. И повсюду, – на руках, на ногах, плечах, на теле и бёдрах, - мышцы были крепки, даже тугими. Тело герцогини, при всех признаках возраста, оставалось пышущим здоровьем. Будь Гретхен, это она понимала, она бы сочла это тело желанным.
Герцогиня сложила свою одежду в одну из корзин. Поколебавшись пару секунд, она с кривой улыбкой на лице пожала плечами и бросила царские одеяния поверх нищенских лохмотьев. Она обернулась и зашагала к следующей двери, командным взмахом руки приглашая последовать за собой. Толкнув дверь, она очутилась в комнате с выложенным плиткой полом.
После этого завывания прекратились совсем. Повизгивали - да, особенно когда герцогиня повер-нула рычажок и горячая вода хлынула на членов семьи. Стоны страха тоже были. Когда герцогиня раздала бруски чего-то – мыла? – и стала показывать, как ими пользоваться. Инквизиторы примут нас за евреев! Нас всех сожгут!
Были и всхлипы от растерянности, когда герцогиня настояла, чтоб они натерли волосы каким-то едким и резким по запаху веществом. Кажется, это нужно было, чтобы истребить блох. По крайней мере Гретхен так поняла её слова.
Но никто не выл. Гретхен пришлось рявкнуть лишь однажды, чтобы привести в чувство трёх расшалившихся деток, стрелявших брусками мыла как ракетами, выдавливая их сжатых ладоней.
Когда тот странный ритуал закончился и всем дали утереться чудесной мягкой материей (они называли это – «полотенца»), герцогиня подошла к Гретхен. Она внимательно осмотрела все тело Гретхен, водя взглядом вверх и вниз. Та всё никак не могла взять в толк, зачем. Гретхен удивилась ещё сильнее, когда герцогиня покачала вдруг головой. Жест был странный, почти печальный.
Герцогиня заговорила. Тихим голосом, скорее обращаясь к себе, чем к Гретхен. В тоне слышалась странная смесь юмора и обеспокоенности. Из той речи Гретхен поняла не много.
«– вот в чём проблема – что делать – грязь смылась, и она обалдеть –» Тут она опечалилась ещё больше. «– сложена как стена кирпичная –» На этом месте герцогиня наклонил чуток голову и засмеялась. Прозвучало очень даже весело. «Джефф» – что-то там – «упал замертво» - «увидев её!»
Юмор растворился в воздухе, осталась лишь обеспокоенность. Казалось, герцогиня сверлит тело Гретхен насквозь, будто пытаясь вынуть душу. Или хотя бы найти её.
Гретхен напряглась всем телом. В том, что душа у неё всё же имеется, она не сомневалась. И будь проклята всякая герцогиня, если она думает, что у неё её нет!
Но, похоже, герцогиня осталась довольна. Брови были всё ещё сведены, но вернулся печальный изгиб губ. Гретхен это заметила, хоть и не могла понять, в чём дело. Озабоченное выражение лица герцогини не означало того, что она была недовольна Гретхен. Она, похоже, была недовольна тем как был устроен мир, приведший Гретхен к ней.