Герцогиня вновь покачала головой. Но уже не печально, а скорее сердито. Гретхен услышала резкость в обрывках шёпота. «– нет, молодой человек – прямо скажу ему – не воспользуется» - чем-то то ли «вложением», то ли «сложением» - «этой несчастной девушки!»
Она повернулась всем корпусом и зашагала прочь. Затем, заметив краем глаза Аннелизе, она остановилась. Сестра, попав под пристальный осмотр важной персоной, отступила на шаг-другой в смущении и неуверенно опустила полотенце. Её тело было полностью открыто взору герцогини. Вся правда, которую Гретхен пыталась скрыть, весь год перетягивая лоскутами бёдра и грудь, обнаженная, вылезла наружу.
Но больше не существовало Диего Испанца, от которого надо было скрывать эту правду. Гретхен отправила проклятого испанца назад, на родину. На его истинную родину, в местечко намного жарче, чем Испания. Диего тепел сидел у ног самого Сатаны и кровь и мозги его растекались по вымощенному плитами полу дома его хозяина. Гори он в адском пламени вечно!
Но здесь на неё смотрела герцогиня. Откуда взялась сама герцогиня, откуда была она родом, Гретхен и представить себе не могла. Но уж точно не из одного места с Диего, тут она была совершенно уверена.
Герцогиня внимательно вглядывалась в Аннелизе. Затем повернула голову и посмотрела на Гретхен. Опять этот изучающий с ног до головы взгляд. Опять какой-то шёпот. «…её сестра скоро. Да уже!» Затем окинула пристальным взглядом всех девушек в комнате. «…половина из них – если на то пошло.»
Взгляд её остановился на новенькой крестьянской девчонке. Когда смыли грязь и запёкшуюся кровь, тело дурёхи не выглядело таким уж бесформенным. Но Гретхен в отличие от герцогини мало заботило тело девушки. Гораздо больше её заинтересовало её лицо. И да! Её глаза вновь заблестели. Не слишком, но хоть как-то. Впервые с того момента, как Гретхен повстре-чалась с ней, девчонка сподобилась на что-то, похожее на улыбку. Ага!
Улыбка даже усилила и без того заметное волнение герцогини. Она вскинула руки вверх. В этом жесте смешалось множество чувств – отчаяние, раздражение и, как показалось Гретхен, даже радость.
Герцогиня подошла к металлическому шкафу у дальней стены и открыла его. Внутри его, плот-ными рядами висела одежда. Невероятно мягкая на вид и роскошная. Она принялась доставать их. Платья.
К полному изумлению женщин и детей, герцогиня стала раздавать одежду. Сперва неуверенно, а затем, когда они поняли, какова материя на ощупь, - такая мягкая! такая гладкая! – с воплями буйного восторга они примеряли свои новые наряды, и застыли в тишине, когда герцогиня начала объяснять. Гретхен переводила, насколько могла. Новая одежда выдана им на время. Пока не вернётся старая или, возможно, - тут Гретхен не поняла до конца, - появится другая. Но они пока могут носить эти прекрасные платья какое-то время. Пока не придут другие, которым они понадобятся.
При всей страсти к стяжательству, свойственному до отчаяния нищим, Гретхен и её семья с пони-манием отнеслись к этой новости. Они же в конце концов не Диего Испанец, чтобы радоваться чужому страданию. Особенно, если чужие от них ничем не отличались.
Выйдя из здания, они заметили, что Джефф и с друзьями и тремя мальчишками уже стояли, ожидая, снаружи. Все трое мальчишек были в почти таких же халатах. И, как у женщин и детей, от их мокрых волос шёл пар.
Друзья Джеффа были в том же, в чём и раньше, но он сам был в таком же халате и с мокрыми волосами. Было заметно, что он чувствует себя неудобно и неловко, особенно, когда заметил выходящую из здания Гретхен. Увидев её, он постарался тут же отвести взгляд.
Она решила последить за ним. Но вскоре у неё появилось совсем другое чувство, мягче и не так легко поддающееся расчёту. Джефф, как она поняла, сделал то же, что герцогиня. Личным примером он развеял чужие страхи.
В какой-то миг что-то вспыхнуло внутри Гретхен. Ей было приятно, что то был именно он, а не кто-то другой. Улыбку пришлось спрятать. Ведь она представила себе, каким неловким он должен был быть. Застенчивым, запинающимся, неуверенным. Мальчишка, одно слово. Наверняка смущался своей наготы. Но ещё сильнее – необходимости вести людей за собой.
Эта одежда закрывала тело совсем не так, как пятнистая одежда воина. Она теперь могла видеть намного больше. Тело мальчишки. Да, здоровенного мальчишки, пусть так, и мышц под детским жирком просматривается у него побольше, чем ей поначалу показалось. Но всё в том теле было ещё таким мягким и округлым как у ребёнка.
Да и неважно . Даже наоборот. В теле Людвига не было ничего от ребёнка. Твёрдое, как камень, тело огра. Огра, которого распирало от своей «мужественности», которую он доказывал синяками на теле своей бабы.