Вспышка вернулась. Даже чуть ярче и продлилась дольше. Это ощущение её озадачило.
Наконец Джефф нашёл в себе силы и посмотрел на неё. Да просто вытаращился. Он, можно сказать, увидел Гретхен впервые. Без грязи, не в лохмотьях – просто женщина в платье, а не убийца на поле битвы. Глаза его становились всё шире и шире.
Гретхен украдкой глянула на герцогиню. Та в их сторону не смотрела. Теперь на дружков евонных. Ага, те тоже нет.
Быстрыми уверенными движениями она стала развязывать поясок, чтобы дать халату раскрыться. Глазам Джеффа открылось бы всё её тело, от горла до щиколоток. Всё, полностью. Грудь, живот, бёдра, лобок. Все эти вещи значили для Гретхен мало, лишь бы были крепкими и здоровыми. Но она видела, даже чаще, чем ей хотелось бы запомнить, как мгновенно возбуждался Людвиг от одного вида её плоти. Мгновенно и озверело.
Но что-то вдруг остановило её на полпути. Она заставляла пальцы слушаться, но они отказывались ей повиноваться. Выглядело так, будто душа пытается влезть впереди мозга и управлять её телом наперекор её собственной воле.
«Да в чём дело?» - спрашивала она себя. «Мне же о семье нужно заботиться!»
Но ответа не последовало. Потому что ответ ей был не нужен. В тот момент, когда она убрала пальцы с пояска, Гретхен дала обещание. Авансом, безмолвное, но всё равно обещание. Она пообещала ему стать его женщиной, а не просто наложницей. Мальчишка – нет, мужчина, - был не какой-то Людвиг. Она могла бы завлечь его, если б захотела, но она не станет завлекать его просто прелестями плоти.
Герцогиня повела всех обратно к зданию школы. Там будет еда, еда! Не смотря на то, что в желудке урчало от голода, Гретхен не метнулась немедленно вслед за всеми. Опустив голову и закрыв глаза, она сделала глубокий вдох. Она ощутила блаженство, купаясь в мягкости и чистоте. Мягкость ткани, мягкость в её теле и чистоты в душе. Даже то чёрное покрытие под босыми ногами казалось чистым и мягким.
Она подняла голову и открыла глаза. Она улыбнётся Джеффу, прежде чем уйдёт. Обещание, данное ею, такое позволит. Просто милая улыбка, с тенью намёка.
Но увидев его она чуть было не рассмеялась. Да не был он бьющим копытом быком, фыркающим от вожделения. А просто молодым парнем, стоящим как обалделый телёнок.
Гретхен, знала, это был её триумф. Он у неё в руках, тут она уж не сомневалась. Попался, не сорвешься. И хитростей никаких не нужно было. Осознание этого факта придало ей уверенности. На душе стало вдруг и тепло и холодно враз. Тепло оттого, что она не нарушила обещания. А холодно? Холод был от того, что и само обещание было частью холодного расчёта.
Вот так и живи в водовороте. Гретхен считала, что делает это ради защиты своей семьи. И защиты как можно более надёжной. Что ж, она едва знала Джеффа. Но одно было ей совершенно ясно. Этот наполовину мальчишка, вчера ещё ребенок, обеспечит её семье защиту намного более надёжную, чем тролль Людвиг. Намного, намного более!
Но было и ещё что-то. Та вспышка вернулась. Ощущение было необычным. Но то, что пришло на ему смену, было знакомо. Гретхен узнала это чувство тут же и тут же заставила себя прогнать его. Безжалостно! Она годами жила в дерьме. И чего бы это сегодняшнему дню быть особенным, а?
Глава 23
Мелисса Мэйли, всё в том же халате, ела с беженцами. В этом неудобном наряде она чувствовала себя по-дурацки, а тем более в той же самой школьной столовой, в которой она за множество лет провела тысячи больших перемен с тысячами учеников. И при этом всегда должным образом одетой! Эд Пьяцца раздобыл ей чистую одежду, но отказалась переодеваться. И отказывалась до тез пор, пока беженцев не устроили на ночлег и не пришло время заседания комитета. То же упрямство, которое привело в своё время девочку из приличной бостонской семьи за стол с чернокожими на кишащем расистами Юге, заставляло её, уже в более чем зрелом возрасте, разделить трапезу с немецкими беженцами. Так же, как они, босая, хоть и с накрашенными ногтями на ногах.
Она намеревалась быть там, чтобы уберечь до смерти изголодавшихся беженцев от обжор-ства. Но это оказалось ненужным. Там была Гретхен, ястребом следившая за порядком.
Порядок за едой Гретхен насаждала железной рукой. Мелиссе на раз пришлось вздрогнуть, глядя на то, какими методами она этого добивалась. Всё свою жизнь Мелисса была противником телесных наказаний, но в этом случае протестовать не стала. В ней в известном смысле шёл процесс переосмысления. Пока она вместе со всеми степенно жевала, в мозгу у неё кипело.