Как только в моём поле зрения начали скапливаться люди, я зашагал домой с чувством выполненного долга, во всяком случае я прошел сильно больше обычного, особенно для воскресенья.
Зазвучали колокола церкви. Вернее, колокол.
Изначально их должно было быть два, но, судя по всему, деньги на второй местные деятели религии потратили по своим собственным убеждениям.
Удивительные насекомые — люди.
Небо всё ещё недвусмысленно намекало на тщетность бытия остальным жителям, мне, впрочем, оно не нужно, я и так вкурсе обо всем. Впрочем, это даже немного забавно.
Было ощущение, что в одном из окон панелек, стоящих напротив, я вскоре увижу надпись "Режиссер: Алексей Балабанов". Ну или на худой конец "Режиссер: Юрий Быков". В обоих случаях съёмочная группа была бы как нельзя кстати.
Близился полдень. Голова прямо заявляла о том, что ей необходим действительно здоровый сон, а не те сущие пустяки, что я на него выделил. В противном случае она грозилась мне ультиматумом. Не могу осуждать ее за подобные угрозы.
Я вернулся в подъезд, поднялся на этаж, провернул ключ по часовой и оказался опять в собственной квартире.
Взяв в шкафу первую попавшуюся книгу, я начал ее читать, в надежде скоротать немного времени и отогнать сон, в любом случае не суливший ничего особо хорошего.
В моей плохой памяти есть и плюсы — можно переживать первый опыт прочтения книги раз за разом, все, что нужно — это иметь как минимум пять-шесть хороших больших произведений. Пока я дочитывал шестую книгу, я забывал, о чём была первая. Вернее, помнил, конечно, но только в общих чертах, самих же персонажей, их характеры, их поведение, хоть убей, не смог бы описать.
К моему счастью, у меня было куда больше, чем пять-шесть хороших книг.
Я опять начал проваливаться в сон. То ли подушка была слишком мягкой, то ли автор книги слишком занудным, а его герои — плоским срезом давно высохшей и выцветшей эпохи, но мои глаза начинали слипаться. В любом случае, рано или поздно, мне все равно придется уснуть, даже если я боюсь такого, слишком реалистичного кошмара.
Мне совершенно ничего не приснилось. Мало когда это действительно радовало меня, видимо, сегодня — весьма неординарный случай.
Небо за окном покраснело, встречая солнце, по-видимому оно стеснялось своей первой любви, а потому окрашивалось в розово-красный румянец при первой удобной возможности. Чайки все ещё мешали прохожим мирно жить. Пятиэтажки зевали в такт влюбленным сверху. Уютнейшая картина маслом была за окном, жаль, что человеческий глаз не является фотоаппаратом, — так много прекрасных вещей хотелось бы показать друзьям, подругам, дорогим людям, ведь почти всегда все хорошее встречаешь в одиночестве, а после долго приходится объяснять, в чем же была красота того или иного цветка, дерева, обоженной покрышки, грубого граффити или царапины на старой лавочке. Многие вещи другим просто не объяснить, как бы ты ни старался, даже между людьми, говорящими на одном наречии, есть языковой барьер.
Я открыл окно и кинул сломанную зажигалку "Ангара". Надеюсь, она угодила кому-то в голову, растрескалась и вылила на него остатки сжиженного, ныне бесполезного, газа.
Мне не хотелось читать. Просто от скуки стоял на общем балконе, глядел то вниз, то вверх, и не понимал, что я вообще здесь делаю.
Хотелось позвать старшего брата, он всегда в эти моменты говорил что-то радостное, светлое, ну или иногда просто молча протягивал сигарету. Хороший человек был. Надеюсь, он им и остался.
Я вернулся в собственную комнату (спальней это было трудно назвать). Я искренне попросил свой мозг, чтобы тот во сне показал мне интереснейшие из закоулков собственной фантазии, лучшее из того, что пришло бы мне на ум. Мне хотелось чего-то доброго. Чего-то абсолютно не связанного с морем.
Я молча улыбнулся себе во все тридцать два зуба.
Я пытаюсь уснуть.
Я закрываю глаза.
Я проваливаюсь сквозь ночную пелену в нечто ещё более темное, более неизведанное, чем неосвещённый люминесцентными лампами мир за окном. Я падаю всё глубже и глубже.
Я ничего не вижу.
15 августа 2022
В темноте
Настенный ковер своими уникальными узорами всегда напоминал мне золотистых пауков, находящихся в луже неизвестной алой субстанции. Серые стены покрыты были едва заметным вечерним розовым пеплом, облака, внешне неотличимые от суфле, едва перемещались по небосклону. Свет, исходящий из больной тремором лампы в моей комнате, не был, да и не мог быть чем-то лучшим, чем был свет за окном.