Трое чад были беззащитны перед всеми угрозами этого мира, поэтому нуждались в этой последней столь бдительной опеке отца и матери. Завершающий виток их детства. Всегда кто-то один из родителей оставался у самой пещеры, чтобы охранять и помочь, если что-то пойдёт не так, как уготовано. В это время второй взрослый либо охотился для пятерых, либо дозором обходил, облетал угодья. Ни одного чужака не должно быть на их территориях в такой момент. Из-за этого напряжения ледяная самка и земляной самец стали на порядок агрессивней обычного. Их будоражили и запах детёнышей, только начавших вступать в половую зрелость, и их пронзительные рёвы, то единичные, то сливающийся в один, и возможность угрозы из вне. Это всё делало томительное ожидание ещё невыносимей, где бы то не проходило. Вот и сейчас Азайлас сочувственно смотрела на своих сыновей, лёжа у входа в пещеру. Солнце уже проснулось от ночи, но его свет перестал быть тёплым. Поэтому ледяной драконице с её массивным телом не приходилось искать удобного положения и тени. Она вытянулась на земле во весь рост как страж перед полукруглым проходом. Периодически самка поднимала сине-белую шею и голову, чтобы лучше слышать окружающий поляну лес. Конечно, там никого не могло быть — Трефалкир ушёл проверить границы и вряд ли бы пропустил кого-то. Однако разволновавшейся матери любой шорох казался подозрительным. Даже звук скользнувшего вниз высохшего листа. Светло-зелёные глаза зорко всматривались в заросли лишь затем, чтобы вернуться к созерцанию троих детёнышей и бывшими самым главным источником шума. Они тоже лежали на животах на расстоянии, чтобы не создавать друг другу проблем во время болевых приступов. Каменная крыша накрывала их слабой темнотой, и в ней братья выглядели блёклыми, особо больными. Полуразложившаяся туша недоеденного оленя лежала по центру, однако та была ещё вполне пригодна для пищи, чтобы выволочь её в лес. Только вот аппетита ни у кого не было. Фангрэнэ вяло перебирал и скрябал наклонный пол передними лапами, видимо, чтобы разогнать нервный тремор, идущий от спины и плеч. Но он хотя бы сейчас находился во внятном сознании. Оранжевые глаза чётко следили за всем, а ярко-голубые пятна на зелёных боках «сужались и росли» в такт мерному, несколько надсадному дыханию. Вообще, у него одного окрас стал меняться раньше положенного: кислотный цвет как бы начал тускнеть. У остальных же таких изменений не наблюдалось. Бэйлфар валялся у самой дальней стены, ему сейчас было хуже. Со своего места Азайлас могла видеть, как у алого драконыша непроизвольно сокращаются мышцы спины, заставляя то выгибаться дугой, то перекатываться слева на право, не касаясь хребтом пола. Любое давление на косточки, что только начали выпирать над надорванной шкурой, причиняло ещё больше мучений. А ведь им ещё предстоит вытянуться на метры вперёд. Отделиться фалангам и пястям от запястья крыла, обрести мышцы и мембрану. Благо в самих костях находились специальные продольные пазухи, обеспечивающие чешуёй, перепонками и связками до конца дней. Что делало большую часть переломов крыла лишь временным неудобством. Или, в крайнем случае, не такой критичной фатальностью. В этом плане Сардоласу с его предрасположенностью к тяжёлым костям сейчас доставалось от собственного тела больше младших. Он пребывал в беспамятстве, замерев с вытянутой мордой острой формы, обращённой к выходу, откуда виднелся лес и самую малость краешек голубого неба, плату за доступ к которому они сейчас отдавали. Из приоткрытой пасти стекала вязкая слюна. Передние тёмно-фиолетовые лапы крупный детёныш поджал скрестив под мощную грудь, и его холка, бугристые плечи возвышались горой над шеей. Все трое затихли, более не крича, выдался долгожданный перерыв, прерванный тихим голосом одного из драконышей.
— А как режутся крылья у ледяных, мам? — спросил Фангрэнэ. — Так же больно?
— У всех за исключением королевских драконов это болезненный процесс, — сине-белая самка покачала головой, вспоминая свой этап становления. — Когда режутся крылья у ледяных, детёнышей закапывают в снега. Это облегчает боль и закаляет кости. Но вам бы не помогло, я так думаю.
На чужой разговор младший сын повернул голову и с явным усилием заставил себя сфокусироваться на голосах. Чуть подполз ближе, часто моргая. Прошёлся вялым взглядом по останкам оленя, сморщил короткую, точно обрубленную верхнюю челюсть.
От вида и запаха мяса, перемещенного с тонким ароматом собственной крови, его замутило. Но в желудке было пусто, поэтому Бэйлфар отрыгнул лишь пену, а затем ещё выдал облачко пламени. Азайлас участливо заурчала, вставая на лапы, чтобы всё же убрать несчастный, несостоявшийся обед. Прошла в пещеру, ухватила труп зубами и вынесла его на поляну. Пока самка занималась этим, два драконыша не слишком активно переглядывались. В их детских ожиданиях этот процесс виделся иначе, но делать было нечего: он начался. Терпеть, отвлекаться и заставлять себя есть убитую дичь, как советовали отец и мать, пока та была свежей. Им нужно было не только мясо, но и большое количество крови, как единственной доступной жидкости. Когда самка вернулась на прежнее место, младший сын полу сонно пробурчал:
— А расскажешь нам ещё про снежные пики?
— Х-м, — протянула драконица, прикрыла глаза белыми веками, вспоминая то, что ещё не рассказывала. — Можно сказать, что за последнее столетие территория ледяных драконов несколько расширилась к югу. Снега часто сходили лавинами и запорошили собой старые человечьи дороги из камня, что там были.
— Там разве ходили люди? — удивился Фангрэнэ, пристально взглянув на мать.
— Да, и сейчас порой встречаются путники, пересекающие земли. В основном на юго-запад, — Азайлас серьёзно кивнула. — Раньше было больше. Как мне рассказывали старшие, там было что-то вроде обмена между стаями-странами.
— И они совсем не боялись соседства ледяных драконов? — сквозь свои страдания сумел искренне восхитится огненный детёныш. — Они одни из самых грозных и всегда изгоняют даже прочих драконов.
Драконица польщёно кивнула перед тем, как ответить. Ледяные славились не самым дружелюбным нравом из-за нелюбви ко всем нарушителями покоя: и мирно настроенным, и враждебно. Тут из леса донёсся шорох, мигом привлёкший всё её внимание и пробудивший секундную готовность броситься на кого угодно. Она повернулась к деревьям, высматривая и пытаясь унюхать источник шума. Но это всего лишь возвращался с обхода Трефалкир, шебурша сухими ветками низких кустарников, да ломкими листьями на разросшемся ковром мху. Он и сам показался спустя пол минуты на поляне и бдительно её оглядел, проверяя на предмет перемен. Азайлас с лёгким шипением выдохнула и вновь обратилась к чадам.
— Должно быть, не боялись, отец рассказывал, что к востоку от родных гор раньше жили волшебники. Что они часто путешествовали даже далеко-далеко на юг, — самка чуть приподняла синие с изнанки крылья, сделав верхними фалангами объемлющий жест, — и приносили с собой много интересных вещиц.
— Мне о них не рассказывали, — сомнительно заметил земляной дракон, укладываясь рядом с самкой. — Разве там недалеко было людское поселение?
Её голос действовал на него магнетически, успокаивающе. Зато вот Сардолас при менее глубоком голосе самца чуть дёрнулся, но не проснулся. Лишь приоткрыл веки на пару секунд, обнажая мутные жёлто-оранжевые глаза, дёрнулся хвост и всё. Ледяная драконица проследила взглядом эти движения, только потом ответила.
— Мне так говорили родичи, что старше двух столетий. Странно, что ты не знал этого, — она боднула его головой, увенчанной рогами, затем и вовсе потёрлась лбом.
— Надо будет туда слетать, да посмотреть, — Фангрэнэ кое-как привстал на лапы, кривя морщинистую морду. — Что там жили за люди, может, что-то от них да сохранилось.
— А я бы отправился на юга, посмотреть, куда те могли путешествовать на своих двух лапах, — Бэйфлар мечтательно взглянул на небо. — У них же правда забавные лапы, несмотря на то, что очень умелые?