Адмирал Нахимов был прав - никто ничего не таил и "потомки" в полной мере раскрывали свои секреты. Очень многие артиллеристы, буквально прилипали к пушкам, стараясь пощупать своими руками чудесные орудия, способные выпустить от трех до двенадцати выстрелов в минуту. Потрогать унитарные патроны трехдюймовок и выстрелы раздельного заряжания шестидюймовых гаубиц.
Итог столь познавательных лекций подвел князь Урусов:
- Господа! Все, что нам рассказали и продемонстрировали наши з ... потомки, очень, очень интересно, я надеюсь все понимают, что об этом, надо в приватной обстановке молчать?
Молчание, как известно знак согласия, поэтому генерал-лейтенант продолжил:
- Развитие и решающая роль нашего любимого рода оружия не стояло на месте. То, что мы узнали и увидели, в полной мере, я думаю, отвечает нашим чаяниям, а посему господа, не надо распространятся о том, что вы увидели и узнали, и давайте провозгласим здравицу в честь Императорского дома, не оставляющего нашу любимую артиллерию без внимания! Государю нашему, потомкам его, троекратное ура!
- Ура! Ура! Ура!
Глава 26. Черная речка (Концерт) II.
После 'военного совета', офицеры пришедших батальонов оказались в радушных руках поручика Носова. Приглашение 'закусить чем Бог послал', вызвало живейшее одобрение, а крымское вино, доставленное с помощью фельдфебеля поменявшего запасные сапоги своего командира батальона и несколько пар неучтенных солдатских на живительную влагу, пошло на 'ура'. Впрочем, господа офицеры, пришедшие на помощь штабс-капитану Логинову, внесли свою лепту в застолье.
Через некоторое время, когда господа офицеры выпив за здоровье Государя, за победу в войне и за удачу в предстоящем бою перешли к обсуждению множества разнообразных вещей. Начали с обмундирования. Пришедшие на помощь 'севастопольцам' Сибирские стрелки, были одеты в невзрачную по цвету форму. Вместо шинелей, носили "гимнастическую" рубаху, как пояснили 'севастопольцам' офицеры 'попаданцы', а шинели имели в скатках, по уставу, перед атакой, оставляемых в выкопанных стрелковых ячейках перед позициями противника. Малозаметное на фоне местности обмундирование, против принятых в начале второй половины девятнадцатого века красивых, ярких мундиров и русских войск и войск союзников, подчеркнутых белыми перевязями патронных сумок и ранцев, выглядело совсем невзрачно.
Потом продолжили обсуждение указа государя Александра Благославенного, о том, что в походе надобно постоянно носить шинели, чтобы мундиры не приходили в негодность. Вызывавшее наибольшее число вопросов у офицеров шестнадцатого года обмундирование солдат пехотных полков, постоянно в жаркую погоду носивших шинели, получило объяснение:
- Тринадцатого мая восемьсот семнадцатого года - для облегчения солдата в походе и для сохранения его амуниции, постановлено, чтобы в это время он всегда был в шинели ...
- Простите капитан! Но ведь летом жарко!
- Государь Александр Благославенный, в ноябре семнадцатого года, при обсуждении введенного описания пехотной амуниции, в ответ на возражения Барклая, предлагавшего не определять четко, что в походе солдату быть именно и только в шинели, а разрешить иногда быть и в мундирах сказал, а значит повелел: "Портить мундиры в походах невместно, прежде бывало, что русские войска, столь блестящие на смотрах, в походах походили на нищих". С тех самых пор и ходят солдаты в походе летом в шинелях.
- А мундиры?
- А мундиры, прапорщик, лежат на складах! Дабы не портились и не трепались!
- Понятно! А я думал, почему матросы на батареях в рубахах, а солдаты в шинелях!
- Именно поэтому! Мундиры бережем!
Через некоторое время, имевшиеся в составе батальонов немногочисленные кадровые офицеры 'образца четырнадцатого года', попросив слова перед собранием, захотели спеть 'Журавля'. 'Предки', осторожно поглядывая на своих командиров, не понимали, что сие означает. Прапорщики шестнадцатого года тоже с большим интересом хотели послушать 'Журавля', про которого они, безусловно, слышали от своих командиров в школах прапорщиков.
- Соберемтесь-ка, друзья,
Да споем про журавля!
Первым пропел известные строки подполковник Аристарх Матвеевич Майков, вполне смирившийся с ролью командира 'засадного отряда', по плану Логинова размещавшегося в глубине обороны. Прикинув шансы наступающей стороны, подполковник вполне отдал дань уважения к этому 'старшему прапорщику'. Огневой мешок союзникам он вполне оценил с первого взгляда, а возражал штабс-капитану, исключительно из того, что сам хотел придумать такой план боя. Аристарх Матвеевич, остро завидовал штабс-капитану, но вместе с тем отдавал ему должное.