- Мой генерал! - последовал ироничный поклон от адмирала Пено, в сторону Гербильона, - после первой бомбардировки, мы вынуждены были ремонтировать наши корабли в течении трех недель,- естественно нам не хочется повторения пройденного.
- Я попрошу вас господа не пикироваться! - генерал Канробер, отнюдь не хотел ссор, армии с флотом, и решительно пресек начавшиеся счеты между их представителями.
Совещание перешло к определению, кому выпадет честь взять Северную сторону. В этом пункте, Канробер, опять проявил 'железную' волю. Учитывая, потери французской армии, он продавил предложение высказанное генералом Боске о привлечении турецких и итальянских войск. На англичан никто не рассчитывал, поэтому было решено, что их позовут позже. От французской армии решено было выделить второй корпус, от итальянцев - корпус под командованием генерала Ла-Мармора, от турок - дивизию Осман-паши.
Командующим ударного корпуса, Канробер, назначил генерала Боске. Потом стали подсчитывать численность войск, которые будут у него в подчинении. Для начала занялись подсчетом сил французов.
Вторая дивизия генерала Каму: первая бригада генерала Вимпфена в составе третьего Зуавского полка, пятидесятого линейного полка, первого полка алжирских стрелков, вторая бригада генерала Верже: шестой и восемьдесят второй линейные полки.
С артиллерией дивизия считалась в восемь тысяч штыков и двенадцать орудий. Второй половиной ударного корпуса французов, предназначено было стать войскам резервной дивизии генерала Гербильона: первая бригада генерала Сенсье, в составе сорок седьмого, пятьдесят второго линейных полков и четырнадцатого стрелкового батальона, бригада генерала Клера, шестьдесят второй и семьдесят третий линейные полки. С дивизией должны были выступать две батареи. Общая численность дивизии составляла пять с половиной тысяч человек и двенадцать орудий.
После подсчета своих сил, генералы начали считать силы союзников, но в конечном итоге, пришли к общему мнению, что этих самых союзников надо пригласить для разговора.
Началась вторая часть военного совета. Первым пришел командующий сардинским корпусом генерал Ла-Мармора. Потеряв от холеры своего брата Алессандро, того самого, который предложил ввести в состав итальянской армии берсальеров, генерал отнюдь не горел желанием прославить уроженцев солнечной Италии в битвах с русскими варварами. Но под давлением собравшихся французских генералов, и имея в виду цели своего премьера де Кавура, генерал согласился принять более активное участие в битве 'Европы против Азии'.
Состав сардинского корпуса после подсчета сил и средств, выглядел так: дивизия генерала Дурандо: первая бригада генерала Феванти: 3-й, 4-й, 5-й и 6-й линейные и второй берсальерский батальоны. Вторая бригад генерала Чиальдини с 9-ым, 10-ым, 15-йым 16-ым линейным и третьим берсальерским батальонами. Дивизия генерала Тротти, состоявшая из бригад генералов Монтескио и Моллара, была по составу аналогична первой дивизии. При каждой из дивизий была артиллерия, состоявшая из двенадцати полевых орудий.
Сардинский корпус, общим счетом в семь тысяч человек. Его решил возглавить сам генерал Ла-Мармора. Резервную бригаду в тысяча семьсот человек, при кавалерии генерала Савоару, возглавлял генерал Джустиниану.
Разговор с приглашенными турками, со стороны Канробера, вылился в поток директив. Осман-паша, согласился с Канробер-эфенди, что война и победа нужна туркам гораздо больше, чем франкам. Таким образом, в состав ударного корпуса Осман-паша согласился выделить двадцать два батальона турецкой пехоты и двадцать четыре орудия полевой артиллерии.
Общая численность ударного корпуса, составила тридцать одну с половиной тысячу штыков, и семьдесят четыре орудия.
Разговор с заменившим лорда Раглана генерал-лейтенантом Симпсоном, свелся к объяснению плана генерала Канробера. Как уяснил себе британец, план заключался в том, что при атаке позиций блокадного корпуса русских при Евпатории, штурме Северной стороны и одновременном штурме южной стороны Севастополя, несмотря на все ухищрения русских, они не смогут противостоять объединенным силам союзников. Он дал согласие.
* * *
Из дневника капитана Гребнева.
После завтрака у Нахимова, наш 'обер-интендант', полковник Мезенцев, быстрой рысью удалился за полковым казначеем, чтобы воспользоваться великодушным предложением адмирала. Андрей счел возможным поговорить с Павлом Степановичем о людях, ставшими впоследствии гордостью и славой России. При упоминании о графе Толстом, почему и как он был отправлен из действующей армии, Нахимов высказал мысль о том, что нельзя выказывать отношение к человеку, тем более офицеру, что жизнь его драгоценна. Дословно он сказал: