— Прошу вас!
На них повеяло свежим, сухим холодом с замерзших заснеженных полей. Рядом с пассажирскими вагонами стояли большие товарные, в них грузили керосин, соль и муку. Торговцы помечали бочки и мешки, стучали одной ногой о другую, пытаясь согреться, в воздухе пахло зимней ярмаркой.
Комиссар полиции, худой ухоженный человек с узким носом, который он то и дело поглаживал, сидел за столом с бумагами и крутил длинный светлый ус. Он пригласил их сесть и принялся задавать вопросы. Его водянистые глаза смотрели то на Вержбицкого, то на Мордхе.
— Позвольте узнать, куда вы едете.
— В Краков.
— Оба?
— Да.
— Зачем, уважаемые господа, позвольте узнать?
— Я торговец лесом, господин комиссар, и хочу купить лес под Краковом, — пробормотал Мордхе.
— А вы? — спросил комиссар Вержбицкого.
— Это мой помощник, — отозвался Мордхе. — Он не говорит по-немецки.
— А я думал, что вы студенты, — улыбнулся комиссар и спросил Вержбицкого по-польски: — Где находится лес, пане, который вы собираетесь покупать?
Вержбицкий, растерявшись, не знал что ответить.
— Лес — под Краковом, — вмешался Мордхе.
— У кого вы собираетесь его покупать?
— У известного графа Комаровского, — тут же ответил Мордхе и покраснел.
Комиссар то и дело улыбался, щупал свой нос и крутил ус. Он мягко продолжил:
— Хм… Вся польская молодежь из-за границы вдруг ринулась в Краков, соскучилась по дядям и тетям… Студенты за ночь стали купцами и желают одурачить «немчика» на таможне. Глупости, панове! «Немчик», — он показал на себя пальцем, — такой же поляк, как и вы! Он любит Польшу, у него книжный шкаф заставлен польскими классиками! Но он не сумасшедший! И он знает, куда вы едете! Это безумие, говорю я вам! Это безумие совать юную здоровую голову волку в пасть! Вот, прочтите! — Он с яростью схватил со стола «Дзенник Познаньский» и начал читать себе под нос: — «Отряд под командованием Куровского, состоявший из элиты краковской молодежи, пал в бою под Меховым. Из кавалерии и пехоты всего несколько человек вернулись домой…»
— И что? — хладнокровно спросил Мордхе.
— Что? — нервно переспросил комиссар, и его толстые пальцы запутались в усах. — Коса, панове, с ружьем не сладит! К тому же крестьяне не хотят идти воевать и не пойдут! Это игра с дьяволом! Пара горячих голов, которые хотят занять место Белопольского, разожгли пожар, и им не важно, что лучшую польскую молодежь режут, как коров! Да будет вам известно, что против каждого поляка с косой русские могут выставить двадцать, тридцать солдат с ружьями! Жаль, говорю я вам, ваши молодые жизни, послушайте умного поляка и поезжайте обратно учиться… Вы приехали из Бельгии или из Франции. Вашим учением вы больше поможете Польше, чем вашей невинно пролитой кровью. Не мечом будет Польша освобождена, а Божьим словом, и ваша задача, юнцы, обучающиеся в университетах, принести Польше спасение…
Вержбицкий не выдержал, его детское лицо покраснело, потом побледнело, губы вытянулись, как у подростка, готового расплакаться. Он выпалил:
— Простите, пане, мы приехали не морали слушать. Будьте так добры, отдайте нам паспорта, нам нужно ехать!
Комиссар подскочил, отшатнулся, словно испугался, что его ударят, и нервно позвонил в колокольчик, стоявший на столе. В боковую дверь зашел пограничник. Комиссар успокоился, сел на свое место и начал сердито по-немецки:
— Раз так, дальше вы не поедете! У вас нет визы в паспорте! Возвращайтесь туда, откуда приехали, слышали, наглецы?
Он швырнул паспорт Вержбицкому, взял паспорт Мордхе и, не глядя на него, спросил:
— У вас тоже нет визы?
— Нет.
— Какого вероисповедания? Еврей?
— Еврей.
Комиссар поставил визу в паспорт Мордхе и небрежно бросил его. Паспорт упал на пол. Извинившись, комиссар удалился в другую комнату.
Когда они вышли, Вержбицкий затрясся от злости:
— Видал наглеца? Я бы такого поляка пристрелил, как собаку! Вот негодяй! Варшавский полицмейстер Пилсудский не единственная паскуда в Польше! Они есть в любом пограничном городе! Что делать, Алтер? Что теперь делать?
— Ну что ты жалуешься? — улыбнулся Мордхе. — Он замечательный поляк!
— Что? — Вержбицкий вытаращил глаза.
— Ему жалко польской крови, поэтому он не завизировал тебе паспорт. Еврейскую кровь можно проливать, вот он мне и сделал милость, завизировал мой.
— Пристрелить его надо! — не переставал кипятиться Вержбицкий. — Знаешь, Алтер, ты поедешь в Краков, а я вернусь на станцию и тайно пересеку границу.