— Должна сказать, я удивлена, что генерал Грант рискнул появиться сегодня на выставке. Он был уместен во время войны, конечно.
Она решительно настроена против рабства. Рассказала, что перед войной жила на Юге; она и в самом деле говорит с английским акцентом. Я все никак не мог понять, кто она. И только когда мы уходили, Дениз мне открыла, что я разговаривал с Фанни Кембл.
— Идол моей юности! — Вот этого я не ожидал. — Я видел ее сорок лет назад, когда она впервые появилась на нью-йоркской сцене.
Мы ходили смотреть на нее с полковником Бэрром, и оба восхищались ею. На протяжении по крайней мере двух поколений это была самая выдающаяся актриса Америки. Еще очень молодой она прервала свою сценическую карьеру, выйдя замуж за рабовладельца с Юга. Этот специфический институт привел ее в такой ужас, что она из актрисы превратилась в неистовую писательницу. Теперь она живет в Филадельфии. Не узнав ее, я лишился возможности поговорить с ней о днях минувших.
Зато после обеда я наговорился о днях нынешних с Дениз (в этой крошечной столовой мужчины не засиживались за столом). Мы устроились на маленьком диванчике. Остальные гости предпочитали стоять. Вообще было такое ощущение, что сейчас войдет кондуктор и потребует билеты.
— Эмма сказала, что она приедет в Ньюпорт в июне, если вы не станете возражать. Значит, я просто обязана заставить вас сказать «да». Я пущу в ход любое оружие.
Такой стремительной атаки я не ожидал.
— Ноя тогда буду в Вашингтоне, а потом, видимо, отправлюсь в Цинциннати на конвент…
— Вы же не потащите Эмму с собой в Цинциннати? Вы не можете быть столь жестоки. К тому же Вашингтон в июне все равно что Каир в августе.
— Нет, нет. — Вообще-то я рассчитывал, что в следующем месяце Эмму пригласит погостить у себя миссис Астор, пока я с головой окунусь в предвыборные дела. Но на сегодняшний день таинственный розарий помалкивает.
Дениз в таких делах умеет быть деликатной, она хорошо понимает, что меня беспокоит.
— На следующей неделе вы оба возвращаетесь в Нью-Йорк. Почему бы Эмме не остановиться у меня в «Брунсвике»? Вы поедете в Вашингтон, а она останется со мной, пока не определятся ваши дальнейшие планы.
— Если она захочет, то почему бы…
— Она захочет, конечно, захочет! — Дениз просияла от счастья, настояв на своем. Я поискал глазами Эмму, чтобы получить ее согласие. Однако в салоне ее не было.
Дениз увидела, что я озадачен, положила свою руку на мою.
— Эмма с Биллом. В кабинете. — Она показала мне на дверь, обтянутую красным бархатом. — Не волнуйтесь. Мы знаем, что делаем.
— Хотел бы я знать, что вы обе затеяли.
— Ничего страшного, уверяю вас. Не могу дождаться, когда мы вместе окажемся в Ньюпорте! Это будет рай на земле — для меня.
— И для него тоже?
Дениз улыбнулась.
— Должна сказать, мы… Билл и я… у нас все хорошо, как никогда. Не знаю почему. Впрочем, ни одна женщина не понимает своего мужа.
— Думаю, все обстоит как раз наоборот.
Дениз предложила мне заглянуть в кабинет.
— Как бы случайно, конечно. Посмотрите, как вершится заговор.
Несколько озадаченный, я подошел к красной двери, стараясь в тесноте не отдавить кому-нибудь ногу.
За красным занавесом оказался крошечный кабинет, этакий кубик, почти целиком заполненный столом красного дерева, за которым, точно президент корпорации, восседала Эмма; она смотрела на Сэнфорда серьезно, нахмурившись. Он сидел напротив Эммы, спиной ко мне.
— Вы уверены, что это сработает? — В голосе Сэнфорда слышалось сомнение.
— Абсолютно. — Голос Эммы звучал твердо. Затем она подняла глаза, увидела меня и улыбнулась. — Папа, мы создаем президентов. — Сэнфорд вскочил на ноги. Он казался возбужденным. — И кандидатов в президенты, добавила она.
— Ваша дочь хочет, чтобы я занялся политикой.
— Только потому, что сама не имею такой возможности! — Эмма встала. — Это так несправедливо — отстранение женщин. — Говорила она вполне серьезно; к моему удивлению, Эмма заразилась африканской лихорадкой, как Блейн и все прочие.
По дороге в нашу жалкую гостиницу Эмма посвятила меня в детали заговора, который они замыслили с Дениз.
— Сэнфорд знает, что он мне не нравится, а ты его презираешь.
— Это слишком сильно сказано. — Мы говорили долго, уличные пробки задержали нас на целый час. Ночью было светло, как днем, тысячи людей высыпали на улицы. Почти все были пьяны. Праздник.
— Так или иначе, Дениз хочет, чтобы я его очаровала.