Дик и Энн-Элизабет были очень нежны и спокойны. Это было их последнее свидание. Дик вечером уезжал в Париж, а Энн-Элизабет со дня на день ожидала командировки в Константинополь. Дик обещал как-нибудь вырваться на несколько дней и приехать к ней туда. Вечером Энн-Элизабет пошла на вокзал провожать его. На вокзале его уже ждал Карло с огромной, завернутой в серебряную бумагу колбасой и бутылкой кьянти. Ехавший с Диком сержант принес депеши, так что Дику оставалось только сесть в поезд. Он не мог придумать никакого разговора и вздохнул облегченно, когда поезд тронулся.
Как только он отрапортовал полковнику Эджкомбу, его послали в Варшаву. В Германии все поезда опаздывали, люди были смертельно бледны, и повсюду шли разговоры о большевистском восстании. Дик расхаживал по заснеженной платформе, топая ногами, чтобы согреться, во время бесконечно долгой остановки на какой-то станции в Восточной Пруссии, как вдруг он столкнулся лицом к лицу с Фредом Саммерсом. Фред сопровождал продовольственный вагон Красного Креста и предложил Дику проехать вместе с ним несколько перегонов. Дик взял свой портфель и перебрался к нему. В служебном отделении, где обитал Фред, были керосиновая печь, койка и большой запас вина, коньяка и шоколада Бейкера. Они весь день болтали под стук поезда, медленно ползшего по бесконечной серой оледенелой равнине.
- Это не мир, - говорил Фред Саммерс, - это гнусное убийство. Господи, ты бы поглядел на погромы!
Дик хохотал и хохотал.
- Честное слово, до чего мне приятно слушать тебя, Фред, старый негодяй... Я чувствую себя как в добрые старые времена гренадиновой гвардии.
- Да, это было здорово, - сказал Фред. - Тут все дьявольски скверно, не до смеху. Люди дохнут от голода и сходят с ума.
- Ты очень умно поступил, что не пошел в офицеры... Приходится быть чертовски осторожным - того не скажи, этого не сделай, где же тут развлекаться.
- Да уж, тебя я не рассчитывал увидеть в чине капитана.
- G'est la guerre, - сказал Дик.
Они пили и болтали, и пили так много, что Дик еле добрался с портфелем до своего купе. Когда поезд остановился у перрона Варшавского вокзала, Фред подбежал к Дику и сунул ему несколько плиток шоколаду.
- Вот тебе моя посильная лепта, Дик, - сказал он. - Замечательная штука для couch er avec. Нет такой женщины в Варшаве, которая не согласится coucher с тобой за плитку шоколада.
Вернувшись в Париж, Дик пошел с полковником Эджкомбом в гости к мисс Стоддард. У нее была изящная гостиная, с высоким потолком, с итальянскими панелями на стенах, с желтыми и оранжевыми камчатными портьерами, сквозь тяжелые кружевные занавески, висевшие на окнах, были видны лиловые ветки деревьев набережной, зеленая Сена и высокое каменное кружево свода Нотр-Дам.
- Какую чудесную оправу вы для себя создали, мисс Стоддард, - сказал полковник Эджкомб, - и, простите мне этот комплимент, жемчужина достойна оправы.
- Да, это хорошие старинные комнаты, - сказала мисс Стоддард, старинным домам нужно только дать возможность проявить себя. - Она повернулась к Дику: - Молодой человек, чем это вы околдовали Роббинса в тот вечер, когда мы вместе обедали? Он просто бредит вами - какой вы удивительно умный.
Дик вспыхнул.
- Мы после обеда распили с ним бутылку замечательного шотландского виски... Вероятно, этим я его в околдовал.
- Придется мне последить за вами... Не доверяю я этим умным молодым людям.
Они пили чай у старинной кованой круглой печки. Пришли какой-то жирный майор и длиннолицый инженер из "Стандард-ойл", по фамилии Расмуссен, а попозже - некая мисс Хэтчинс, очень стройная и элегантная, в форменном платье Красного Креста. Говорили о Шартре, и разоренных областях, и о том энтузиазме, с которым народ повсюду встречает мистера Вильсона, и отчего Клемансо постоянно носит серые нитяные перчатки. Мисс Хэтчинс сказала, что это потому, что у него не пальцы, а когти, оттого его и прозвали тигром.
Мисс Стоддард отвела Дика к окну.
- Я слышала, вы только что приехали из Рима, капитан Севедж... Я за время войны часто бывала в Риме... Расскажите мне, что вы видели... Расскажите мне обо всем... Я люблю Рим больше всех городов на свете.
- Вам нравится Тиволи?
- Ну еще бы! Но Тиволи, пожалуй, слишком захватан туристами, не правда ли?
Дик рассказал ей про драку в "Аполло", не называя имени Эда, и очень рассмешил ее. Они премило болтали в окопной нише, глядя, как вдоль реки загораются зеленоватым светом уличные фонари. Дик гадал, сколько ей может быть лет, la femme de trente aus [тридцатилетняя женщина (франц.)].
Уходя, он и полковник Эджкомб столкнулись в передней с мистером Мурхаузом. Он сердечно пожал руку Дику, сказал, что рад видеть его, и пригласил к себе как-нибудь вечером, он живет в "Крийоне", и у пего бывают интересные люди. На Дика этот визит произвел прекрасное впечатление. А он-то думал, что ему будет скучно! Он стал размышлять о том, что пора бы ему уже бросить военную службу, и по дороге в канцелярию, где их еще ждали кое-какие дела, спросил полковника, какие шаги ему следует предпринять, чтобы уйти из армии. Дело в том, что он рассчитывает получить подходящую службу в Париже,
- Ну что ж, если вы ищете места, то Мурхауз для вас самый подходящий человек... Он, кажется, связан с рекламным отделом "Стандард-ойл"... Вы видите себя в роли консультанта по социальным вопросам, Севедж? Полковник рассмеялся.
- Я должен заботиться о моей матери, - сказал Дик серьезным тоном.
В канцелярии Дик нашел два письма. Одно было от мистера Уиглсуорса, сообщавшего, что Блейк умер неделю тому назад от туберкулеза в Саранаке, другое - от Энн-Элизабет:
"Дорогой мой, я сижу за канцелярским столом в этой затхлой дыре, похожей на клетку со старыми кошками. Как они мне все надоели! Дорогой мои, я так люблю тебя. Нам непременно надо поскорей увидеться. Интересно, что скажут папа и Бестер, когда я привезу из Европы красивого мужа? Сначала они рассвирепеют, но потом, я уверена, примирятся. Господи, я не желаю корпеть в канцелярии, я желаю путешествовать по Европе и все осмотреть. Единственное, что я тут люблю, - это маленький букетик цикламенов на моем столе. Помнишь те чудные маленькие розовые цикламены? Я сильно простудилась и одинока, как в лесу. Это методистское общество трезвости и нравственности - самое гнусное заведение, какое я в жизни видела...
Ты когда-нибудь испытывал тоску по родине, Дик? Думаю, что нет. Устрой так, чтобы тебя поскорей послали в Рим. Я жалею, что была такой глупой, сумасшедшей девчонкой там, на холме, где цвели цикламены. Трудно быть женщиной, Дик. Делай все, что тебе захочется, но только не забывай меня. Я так тебя люблю.
Энн-Элизабет".
Вернувшись в свой номер с двумя письмами в грудном кармане кителя. Дик повалился на кровать и долго лежал на спине, глядя в потолок. Поздним вечером в дверь постучал Генри. Он только что приехал из Брюсселя.
- Что с тобой, Дик, ты совсем серый... Ты болен? Что случилось?
Дик встал и сполоснул лицо над умывальником.
- Ничего не случилось, - сказал он фыркая. - Вероятней всего, мне надоело служить в армии.
- У тебя такой вид, точно ты сейчас расплачешься.
- Стоит ли плакать над разлитым молоком, - сказал Дик и откашлялся улыбаясь.
- Слушай, Дик, я попал в беду, ты мне должен помочь... Ты помнишь Ольгу, ту, что запустила в меня чайником? - Дик кивнул. - Так вот, она заявила мне, что собирается родить ребенка и что я - его счастливый отец... Это смешно.
- Бывает, - горько сказал Дик.
- Но, понимаешь, я не желаю жениться на этой суке... И не желаю содержать отпрыска... Это чистое идиотство! Если она даже и родит, то не от меня, это факт... Она угрожает написать генералу Першингу. Кое-кого из рядовых уже закатали на двадцать лет за изнасилование... Та же самая история.