«Мы идем в наступление», - подумал Уильям. – Завтра, ранним утром, мы идем в атаку, и дай бог, чтобы это оказалось последнее наступление войны…»
Ему очень хотелось домой, к родным.
Они миновали группу мрачных людей в прорезиненных плащах без знаков различия, столпившихся у чего-то наподобие игрушечной железной дороги, увенчанной вместо паровоза небольшой моделью аэроплана с вздернутыми крыльями. «Плащи» безуспешно делали вид, что ничего необычного не происходит, и вообще, глядеть тут не на что. Обострившийся слух лейтенанта выхватил сказанное с четким американским акцентом «Чертов «жук»… и еще двенадцать тысяч долларов на ветер…».
Когда лейтенант еще не был ни лейтенантом, ни даже Уильямом, он однажды спросил отца, бывшего боксера-тяжеловеса - что чувствует человек, готовый выйти на ринг? Пожилой боец с расплющенными в блин ушами и перебитым носом долго думал и наконец ответил, но совершенно не то, что ожидал услышать семилетний Уилли.
«Сынок, когда боксер идет на ринг, ему очень-очень страшно. Страшно, что его, большого и взрослого человека, сейчас будут очень больно бить».
В полной мере Уильям познал смысл этих слов только попав на войну. Он был храбр, уважаем начальством и солдатами. Сказать «Я из «тоннельных крыс» Дрегера» было даже своего рода шиком, понятным с полуслова. Но все равно перед каждым боем Дрегер чувствовал всепоглощающий страх, каким-то чудом удерживавшийся на границе с паническим ужасом. Этот страх и отчаянную душевную борьбу с ним обычно принимали за сдержанную решительность и Дрегер счел разумным никого в этом не разубеждать.
Так и сейчас, он шагал по извилистым, глубоким траншеям и переходам, высоко поднимая ноги чтобы не споткнуться, а желудок завязывался узлом в ожидании скорого и неминуемого момента. Момента, когда «десантный танк» тронется с места, увозя его туда, где смерть косит людей без разбора, кровь льется как вода, а дивизии сгорают, как солома в огне.
Обычно передовая была почти безлюдна, лишь цепь наблюдателей и передовое охранение – так уменьшались потери от артналетов и внезапных атак. Основная масса солдат отдыхала поодаль, во второй линии, укрывшись под землей, готовая в любой момент подняться по тревоге и с оружием в руках занять позиции. Но сегодня густая сеть траншей кипела скрытой жизнью.
- Здесь направо, - сказал скаут, пропуская вперед Дрегера. – Прямо и до конца, никуда не сворачивайте. Обратно вернетесь так же, я буду ждать здесь, на перекрестке, примерно через час или чуть больше.
- За час не успеют, - отозвался лейтенант.
Скаут сделал непонятное движение, скрытое темнотой и шинелью, не то показывая, дескать времени хватит, не то соглашаясь и молча зашагал налево. Уильям переступил с ноги на ногу, запоминая окружение, чтобы не сбиться на обратном пути.
- Осторожнее, - недовольно сказал сиплый голос откуда-то из-под земли. – Руки отдавишь.
- Извини, - коротко ответил Дрегер солдату, пытавшемуся прикорнуть в тесной узкой нише, отрытой у самой подошвы траншеи, для защиты от осколков.
- Шагай, давай, не мешай спать, - напутствовал другой голос, еще более недовольный.
Коммуникационная траншея была длинной и извилистой, почти без боковых ответвлений, солдатские тени то и дело шныряли в обоих направлениях, тихо бряцая оружием. При вспышках света было видно, что у большинства бойцов затворы винтовок были замотаны чистыми белыми тряпицами. Пропуская очередного прохожего, лейтенант неожиданно усмехнулся, он помнил, как этот полезный обычай «бинтовать ружье» только-только появился в войсках. Причем, по слухам, ввели его как раз саперы, для которых защита затвора от грязи и песка была вопросом жизни и смерти. В последние полгода традиция эволюционировала, теперь настоящий, уважающий себя солдат заматывал винтовку непременно белой и обязательно чистой тряпицей.
Чем ближе человек к смерти, тем более причудливые и сложные ритуалы он придумывает, подумалось Дрегеру. Своего рода колдовство, потаенное желание придумать оберег от смерти.
- Сюда, лейтенант, - донеслось спереди. – Ступайте осторожнее, здесь патроны рассыпали.
Траншея закончилась переходом в цепь окопов, соединенных узкими переходами – только-только разойтись двум людям, и то плотно вжавшись в стену и втянув живот. В ближайшем окопе три скаута в маскировочных халатах всматривались в даль, стараясь разглядеть хоть что-то на нейтральной полосе и далее, на вражеской территории. Стены окопа были добротные, обшитые деревом, доски во многих местах топорщились щепками и пробоинами от осколков, на дне лежали деревянные же решетки, поскрипывавшие под стопами. В углу расположились стойка для винтовок и большой перископ.