О том, что наш детдом стоял недалеко от тюрьмы, мы узнали не сразу. Нам рассказал еврейский мальчишка, бегавший туда в надежде увидеть своих. У него по этапу пошла вся семья – дедушка, мать, отец, старший брат. Все – участники одного дела, чекисты, «вскрытая шпионская сеть». Спустя какое-то время мы начали бегать вместе с ним. Взбирались на крыши сараев и всматривались в лица людей, топчущихся за колючкой. Их было много, как шариков в стеклярусе, и у меня болели глаза. Я никогда не видел там детей – были одни только взрослые. Но однажды я увидел четверых. Они стояли у колючей проволоки – бесцветные и худые, уже там и тогда – мертвые. Их глаза не смотрели, словно у слепых. Мне эти дети показались привидениями. И я был готов поверить в это, но один из детей вдруг взялся за колючую проволоку и принялся водить рукой по колючкам. С его запястья капала, а потом текла кровь, но он не выражал никаких эмоций. Просто стоял там и рвал свою ладонь. Пока какая-то женщина не подбежала к нему и не оттащила прочь. Она кричала на него и била по щекам. Плакала и обнимала. И я понял, что это его мать. А этот мальчишка, он стоял не шелохнувшись, будто соломенное чучело. Это было страшно, и я подумал – наверное, он отдал жизнь, чтобы увидеть своих родителей? И тут же во мне родились сомнения – а готов ли я стать таким? После этого мне долго снились кошмары. Будто я стою по ту сторону забора и режу себе руку железными колючками. А мои родители стоят рядом со мной и гладят меня по голове. Мертвые и бледные, испачканные грязью. Выбравшиеся из братских могил.
Однажды, когда мы прятались от дождя в голубятне на крыше одного из сараев, мальчишка-еврей рассказал нам о том, кто такой Бог. Что он создатель неба и земли, и всех, кто ее населяет. А еще он сказал, что скоро на землю придет мессия и принесет освобождение каждому из нас. Я не знал этой истории - моя семья не была религиозной, хотя отец носил серебряный крестик и иногда прикладывался к нему губами и что-то шептал. Но о религии в те годы говорить было не принято. Чудовище не боялось Бога. Оно пожирало священников и рушило церкви, обвивая их длинными щупальцами. Я помню только, что отец говорил, что вера – это то, что в твоем сердце. Для того чтобы верить не нужно носить поповские одежды и склоняться перед иконами. И тогда, в голубятне, я подумал, что мы все еще верим. Если до сих пор бегаем сюда и высматриваем своих родных. Нет ничего страшнее, если то, во что ты веришь, вдруг перестает существовать. Не снаружи, но внутри тебя. Тогда я еще многого не знал.
В голубятне с нами был парнишка – из блатных. Как и зачем он к нам затесался - не помню. Но именно он спрыгнул со своего места и ударил еврейского мальчишку по губам. Сильно, кулаком, так, что в стороны разлетелась кровь. Мы все оторопели, а он схватил его за шкварник и подтащил к себе:
- Смеешься над нами, жидовское отродье? Еба*ый обрезанный пид*ок, думаешь, кому бы еще навешать своей еврейской лапши?
Он толкнул его в угол голубятни и тот растянулся на птичьем дерьме.
- Если бы все твои сказочки были правдой – всего бы этого не было! Бога нет! Есть две паскуды на плакате и они решают. Кому быть. А кому нет. Так что если еще раз услышу, что ты заливаешь мелкоте – убью, сука!
Он плюнул на пол и зло оглядел нас.
- А вы уши развешали, уу… - он замахнулся на нас своим огромным кулаком, – убил бы, б*я…Вы теперь сами по себе. И не ждите, что боженька этого жида вам поможет.
Он хлопнул дверью и ушел в ливень. Как я узнал позже, у него погибла вся семья. Это случилось еще до массовой чистки. Зажиточные, кулаки. В их деревню пришел отряд, посланный победоносным Тухачевским, а они отказались отдавать им свое добро. Их травили газом. Всю деревню. А потом почерневших, выблевывавших собственные кишки, бросали в яму и добивали штыковыми лопатами. В затылок. Потому что пули приказано было беречь.